Том 6 - Леся Українка
ДЕЙСТВУІОЩИЕ ЛИЦА
Бекер.
Мориц Иегер.
С т а р ы й Баумерт.
Виттих.
Хорниг.
Старый Хильзе, ткач.
Его ж е и а.
Г о т л її б, его сын.
JI у и з а, жена Готлиба.
М И Л Ь X е н, их дочь.
Ш м и д т, фельдшер.
Молодые и старые ткачи и ткачихи.
Деревня Ланген-Билау. Комната старого ткача Хильзе, низкая и тесная. Налево — окно, перед окном ткацкий станок; направо — кровать, к ней придвинут стол. В правом углу печь с окружаю-щей ее скамейкой. Вокруг стола на кровати и на деревянной скамье сидят: старый Хильзе, его жена — слепая и почти глухая старуха, его сыи Г о т л и б с женой JI у и з о й. Хильзе читает утреннюю молитву. Между столом и станком стоит мо-тальное колесо с мотовилом. На почерневших балках разные тка-цкие принадлежности. G балок свешиваются длинные мотки пряжи. По всей комнате разбросан разный хлам. В задней стене ^верь в сени. Против этой двери в сенях другая открытая дверь, через которую видна такая же бедная комната, как и первая. Сени вымощены булижником; штукатурка стен в сенях местами обвалилась. Полуразвалившаяся деревянная лестница ведет из сеней на чердак. Видна часть корыта, пристроенного на деревянной табуретке. Всюду разбросано старое рваное белье и разная нищенская домашняя утварь.
Старый Хильзе ( бородатий, коренастий, но сгорб-ленний и одряхлевший от старости, работи, болезней и всяких тревог, однорукий инвалид. У него мертвенно-блед-ное лицо с заострившимся носом и характерние для ткача ввалившиеся воспаленные глаза; он весь — кожа, да костида жили. Члени его постоянно трясутся. Поднимается вместе с сином и невесткою и произносит следующую молитву). Всеблагий боже, как возблагодарить нам тебя за то, что ты, по великому милосердию твоєму, сжалился над нами и сохранил нас и эту ночь? За то, что и в эту ночь с нами ничего не случилось? Неизреченно милосердне твоє, господи, а мы несчастные, порочные, грешные люди; мы
по достойны даже того, чтобы ты раздавил пас погой своой,— вот какие мы грешные и испорченные. Но ты, отоц паш небесный, все же не отворачиваешься от пас ради возлюбленного сына твоего, господа нашего и спа-сителя Иисуса Христа. «Кровь его и правда его — укра-шение и одеяние моє». И если мы ипогда становимся малодушними под ударами карающего бича твоего, и если очень уж пылает горнило очищення нашого — то спи-зойди к нам и отпусти нам прегрешепия наши. И дай пам терпение, отец наш небесный, дабы мы, испип до дна чашу страданий наших, приобщились к блаженству твоєму. Аминь.
Старуха Хильзе. Ну, отец, и хорошие же молит-вы ты всегда сочиняешь!
Луиза идет к корыту, Готлиб уходит в заднюю комнату.
Старый Хильзе. А где же девчурка?
Луиза. Она пошла в Петерсвальде к Дрейсигеру. Вчера вечером она ведь намотала еще целых два мотка.
Старый Хильзе (говорит очень громким голосом). Ну, мать, теперь я принесу тебе мотальпоо колесо.
Старуха Хильзе. Принеси, принеси, старик.
Старий Хильзе (ставит перед ней колесо). Эх-ма! С радостью бы за тебя поработал я сам!
Старуха Хильзе. Нет, чего еще! А мне-то ку-да бы тогда время девать?
Старый Хильзе. Дай-ка я тебе пальцы оботру, а то, чего доброго, пряжу замаслишь. Слышишь? (Он вытирает ей тряпкой руки.)
JI у и з а (стоя у корыта). Разве мы жириое ели, что ли?
Старый Хильзе. Коли у нас нет сала — ешь су-хой хлеб, коли нет хлеба — ешь картошку, а коли и картошки нет — ешь отруби.
Луиза (с сердцем). А если у нас муки нет, то мы сделаем так, как Венглеры внизу сделали,— пойдем ис-кать, где дохлая лошадь живодером зарыта. Выкопаем ее и проживем падалью недельку-другую... Так хорошо будет, как думаешь?
Готлиб (из задней комнаты). Что ты там бол-таешь?
Старий Хильзе. Уж ты лучше меня не трогай со своими безбожними речами. (Подходит к ткацкому станку и кричит). Не поможешь ли мне, Готлиб,— несколько ниток надо продеть!
Луиза (стол у корыта). Готлиб, иди помоги отцу!
Входит Готлиб. Вместе со стариком он принимается за трудную работу натягивания основы. Нитки пряжи продергиваются через отверстия бедра по станку. Но только что они начинают, как в сѳнях показывается X о р н и г.
Хорниг (в сенях). Бог в помощь!
Старый Хильзе и Готлиб. Спасибо, Хорниг!
Старый Хильзе. И когда тебе только спать при-ходится? Днем ты торгуешь, а ночью на часах стоишь...
Хорниг. Уж у меня и сон пропал.
Луиза. Здорово, Хорниг!
Старый Хильзе. Ну, что скажешь хорошего?
X о р п и г. Добрые вести, мастер! Петерсвальденцы на такие штуки пустились — ай люди! Фабриканта Дрей-сигера со всем его семейством на улицу вытурили!
Луиза (не без волнения). Ну, пошел опять городить Хорниг!
Хорниг. На этот раз вы ошибаетесь, барынька. Ошибаетесь на этот раз... А у меня в тележке хорошие детские переднички... Нет, нет, я говорю истинную правду! Ей-богу, не вру, опи его выгнали по всем правилам... вчера вечером он приехал в Рейхепбах. И, боже мой, и там не захотели оставить его у себя: ткачей боялись... Так он в ту же минуту и должен был уехать в Швейдниц.
Старый Хильзе (осторожно тянет нитки основи с мотка и подносит их к отверстию бедра. Готлиб подхва-тивает каждую нитку с другой сторони отверстия крючком и витягивает). Ну, будет тебе болтать, Хорниг.
Хорниг. Провались я на этом месте! Всякий ре-бенок уж это знает.
Старый Хильзе. Да кто из нас с ума сошел — ТЫ или я?
Хорниг. Да уж так это и єсть. Правду говорю, как бог свят. Я уж не стал бы болтать, коли бы сам не был в это время... Все видел своими глазами. Своими глазами видел, вот как теперь тебя, Готлиб. Фабрикантов дом они разгромили от подвала до конька крыши. G чердака прямо на улицу фарфоровую посуду бросали — черепки по крыше так и катились.... А нанки-то, папки — несколько сот кусков так и остались в ручьеі Весь ручей ими запрудили. Вода течет выше такой запруды. Темпо-сипей совсем стала от индиговой * краски. А краску-то эту так прямо из окоп и сыпали. Тучи голубой пыли так и ходили