Том 8 - Леся Українка
Замечательно, что исходный пункт в оценке окружающей действительности у обоих поэтов общий: резкое осуждение существующего строя вещей. Д’Аннунцио до-шел до этого осуждения путем объективных наблюдений, которые он делал сначала просто ради новых ощущений, а потом уже с более глубоким и серьезным интересом. Его первые очерки современных нравов не освещены ни-какой тенденцией, некоторые зачатки тенденции можно усмотреть разве в группировке фактов и выборе сюжетові описывая исключительно аномалии, он выбирает своих героев главньїм образом из среды буржуазии и пролетариата, гораздо меныпе и снисходительнее касаясь аристократии. Симпатин его к аристократии со временем выступают все яснее; они очень естественны и понятны: по характеру, воспитанию и происхождению он всецело принадлежит этому классу; как артиста-эстетика, его осо-бенно трогают меценатскиѳ традиции древней итальян-ской аристократии, ее тонкая культура, основанная на общении с миром искусства. Это увлечение аристократизмом, впрочем, является тоже одной из вековых тра-диций итальянской поэзии. В сущности все итальянские поэты более или менее аристократи по духу. Этому єсть глубокая причина: нигде аристократия не сделала так много для искусства, как в Италии. Рабочую среду д’Аннунцио мало знает: на дикой родине своей, среди Абруцц, он чаще видел бандитов, авантюристов морских и всякого рода Lumpen-Proletariat, чем настоящих тру-жеников-рабочих. В Риме он научился ненавидеть бур-жуазию главным образом за ее вандализм и пошлость, и он ненавидит ее от всей души, пожалуй, больше, чем демократка Ада Негри. Политическая борьба, итальян-ский парламентаризм, хаотические бунты пролетариата вызывают в нем одно отвращение. Всесословная интел-лигенция и аристократическая богема возбуждают в нем сожаление, смешанное с презрением. В одном своем романе («Невинная жертва») он выводит тип опростивше-гося аристократа, «сына по духу графа Толстого», как он его называет. К типу этому он относится снисходитель-но, почти нежно, не веря, впрочем, в будущность ЭТОГО направлення. Величне души и стойкость он находит толь-ко среди тех аристократов, которые, считая себя обма-нутыми великим Risorgimento, удалились в свой полу-разоренные поместья и там ведут строгую, уединенную жизнь, охраняя сословные традиции и предаваясь меч-там о пришествии мессии, который избавит Италию от ее псевдоосвободителей. Д’Аннунцио, наконец, сам под-дается этим надеждам и мечтам и излагает их в очень патетической форме в одном из своих последних рома-нов «Девы скал», помещенном им в цикле романов «Лилии». (Д’Аннунцио, в подражание средневековой литературе и отчасти народной итальянской поэзии, раз-де ляет свой романы на циклы «Розы», «Лилии» и «Гра-наты»). Роман «Девы скал» можно скорее назвать боль-шой лирической поэмой в прозе, чем романом. Он полон лиризма и тенденции, хотя в нем д’Аннунцио объявляет крестовый поход против тенденциозности. Фабула рома-на, при всей своей странности, несложна: молодой аристократ, пресыщенный удовольствиями и возмущенный современным общественным строєм, уезжает в своє ро-довое поместье и вскоре знакомится с тремя молодыми и добродетельными аристократками; из них он желает выбрать себе жену, чтобы соединить два древние рода, из которых должен выйти будущий мессия, но долго ко-леблется в выборе, так как все три девицы нравятся ему одинаково и кажутся взаимно дополняющими друг друга (trifoglio indivisibile) l. Наконец, одна уходит в мона-стырь, другая лишается красоты, своего главного достоин-ства, а третья, единственно энергичная и умственно нормальная из всех, которой он решается, наконец, пред-ложить свою руку, отказывает ему, так как не может оставить своей семьи, требующей от нее постоянного ухода и нравственной поддержки.
Стиль романа символический: под простыми, обыден-ными фразами скрывается постоянно высший смысл. В пример этого стиля приведу отрывок разговора, кото-рым решается судьба третьей, самоотверженной героини.
Герой и героиня во время прогулки, оставя усталую семью в долине, отправляются вдвоем в горы, чтобы взо-йти на вершину крутой скалы. Там герой собирается, в виду чистой и торжественной природы, объяснить ге-роине свой стремления и предложить союз с собой. Героиня, подозревая цель прогулки, вначале идет бодро, но потом ею овладевают сомнения, «действительно ли гор-ные вершины достижимы для нее».
« — Еще немного отваги,— сказал я 2 ей, охваченный страстным желанием достигнуть цели,— еще несколько шагов, и мы будем на вершине!
Она, казалось, присл ушивалась к тому, что происхо-дило в глубине ее сердца, потом сказала:
— Там, внизу, остались страдающие души.
Она посмотрела назад, на то место, где ее ждали сес-тры, и чело ее омрачилось думой.
— Пойдем назад, Клавдио,— прибавила она тоном, ко-торого я никогда не забуду, потому что никогда человече-ский голос не выражал в таких немногих звуках так много скрытых мыслей».
Д’Аннунцио придает, очевидно, большое значение этому своєму роману, по крайней мере, он поместил в за-
головке эпиграф из Леонардо да Винчи: «Я создам вы-мысел, который будет означать великие вещи» (Faro una finzione che significhera cose grande).
Первая глава составляет лирическое вступление, а во второй излагается profession de foi1 героя, от имени ко-торого нанисан роман, и вместе с тем основная идея самого романа. Я позволю себе привести довольно об-ширные выдержки из этой главы, так как там в очень типичной форме изложено миросозерцание и направление д’Аннунцио.
В основание всего положен следующий философский принцип: «Мир єсть воплощение чувства и мысли не-большого числа высших людей. Мир, каким он является теперь, єсть чудный дар, пожалованньщ избранниками толпе, людьми свободными — рабам, мыслящими и чув-ствующими — рожденным для труда». К этим избранни-кам — кстати, очень напоминающим Ubermenschen2 Ницше * — могут принадлежать в наше время только аристократи и притом только родовитые, так как для этого необходимо особенное «стечение крови» (concorso del sangue). Это положение доказывается на основании тео-рии наследственности и подкрепляется авторитетом Данте:
«0 высокочтимый отец нашего языка! Ты верил в необходимость иерархий и различий между людьми, ты верил в превосходство добродетели, передаваемой по наследству; ты твердо верил в силу природы, которая постепенно, передаваясь от избранных к избранным, мо-. жет возвысить человека до самого високого сияния нрав-ственной красоты».
Исключение из этого правила делается только для Go-крата *, который является носителем высшей «нравственг ной красоты» и учителем всех будущих избранников. В чем, собственно, должна состоять эта высшая нравст-венная красота, это не совсем ясно, так
