Українське письменство - Микола Зеров

За сведения о родственниках спасибо. То, что доктора наговорили о Галочке и Ирочке, может быть, и преувеличено немного. От папы давно ни слуху ни духу. Жду от него письма на днях. Обычно два месяца проходит, пока дождусь от него ответа. Мнения о «Борисе Годунове», конечно, не передавай. Что он не в пример лучше «Бесов», «Обвала» и прочих рукоделий — это более чем несомненно. А какого ты мнения о пушкинском «Овидии», которого 22 строки я тебе послал? Что с Верой Моисеевной ты не говорила, очень жаль — она бы смогла сообщить тебе о правилах, как пишутся и куда подаются заявления о свидании. Кстати, у меня есть твой акварельный портретик, сделанный с карточки тем же художником, что сделал и карандашный набросок мой, и акварель. Сделан очень приятно. Как бы я благодарен был тебе, если бы у тебя нашлась для меня свежая фотография, хотя бы домашняя, Митиного производства. Той, где ты с Котиком, я уже не верю. Да и Котик там нехорош. Вот если бы Коля мог сделать для меня новый оттиск с негатива «Мошка» — не увеличенного, вроде того, какой есть у тебя — это было бы славно. Но, пожалуй, это уже невозможно. Без этого я обойдусь. Надежды и мечтания в здешнем климате редко когда (у меня, по крайней мере) вырастают в реальность.

Твое последнее письмо (от 21.III) очень меня растревожило. Я все думаю, что я могу сделать, чтобы ты не томилась бездельем. Но трудно придумать что-нибудь надежное и реальное. Конечно, заявление по начальству я могу послать; конечно, право на труд за тобою, и в нем никто тебе отказать не может — но твоя характеристика людей верна, что-либо возразить против нее трудно, и затем, я ведь лишен всякой возможности проверить, как принято мое заявление. Но до 1 мая есть еще время подумать. В первых числах мая я буду писать тебе и тогда подробнее сообщу, что намерен сделать я. Не придут ли тебе на помощь наши литераторы с какой-нибудь переводной работой? А как ты насчет преподавания языков, хотя бы?

Мои настроения, пожалуй, лучше твоих: ровнее — работа у меня занимает почти все время, и это отвлекает меня от лишних и тяжелых мыслей.

С тем будь пока здорова и бодра по возможности. Целую крепко. Получила ли ты письмо, где я писал о своей экипировке, главным образом о брюках, — это было либо в последнем мартовском, или в первом апрельском письме.

Друзьям своим кланяйся.

                                                                               Коля

11. V. 1937

Дорогая Сонушка,

Пишу тебе первое майское письмо — как видишь, с опозданием. Был мертвый период: перестали ходить самолеты и не было катеров. Позавчера началась навигация: пришел, пробивая ледяную перемычку перед бухтой, первый пароходик, а сегодня уже вся благополучная бухта чиста. Отвечаю тебе сразу на три письма, от 17.ІІІ, 21.ІІІ и 29.ІІІ. Апрельский перевод и бандероль получены также, а сегодня уже висит объявление о посылке. Вечером получу, узнаю, твоя или папина (папа как-то в февральском письме обещал выслать). Твои опасения относительно фурункулеза пока не оправдываются. Правда, раза три за зиму на шее появлялись легкие затверденьица, но каждый раз рассасывались сами, даже без йодовой смазки. Климат соловецкий меня не удручает. Зима была благоприятная: ровная, снежная, только два раза температура падала до -20, и оба раза ненадолго, ветров не было, две метели только — а с двадцатых чисел марта установилась чудесная солнечная погода, — через месяц снега уже не было, а сейчас начинают распускаться кусты и черемуха. Ночи уже белые, с одиннадцати сумерки, хотя заря передвигается по северному горизонту, а с половины второго начинает светать. Но я ко всем этим чудесам привык и засыпаю так же легко, как в темные ночи.

Твое известие, что ты работаешь, очень меня порадовало. Напиши, где, на какой работе, в каких условиях материальных. Мне станет ясно тогда, сколько времени у тебя остается и насколько тебя заполняет (говоря условно) служба.

Ты спрашиваешь, откуда у меня впечатления, что IX песня у тебя. А это я предположил на основании одного из твоих прошлых писем. Ты писала, что получила песни І, II, VI, VII и VIII, а так как вторая написана мною не дома, то я и решил, что ты пятую тетрадочку — начало IX песни — сочла за вторую. Впрочем, в официальном заявлении, которое пошло в Киев 17.VI, за № 1022, среди не полученных тобою материалов, имея в виду возможность ошибки, я IX песню упомянул. В настоящее время я работаю над переводом 12-й — одиннадцатая закончена. Еще месяц-полтора, — я закончу и XII, и тогда до зарезу нужно будет знать, сохранилась песня IX или нет; всю ли ее начинать или только с 349 стиха. Лонгфелловскую балладу я получил и даже перевел: «Фогельвайд, співець кохання, — Як покинув грішний світ, — В Вюрцбурґу спочив нерушно — Під вагою мшистих плит». Месяц-полтора назад я послал тебе новую просьбу о лонгфелловских текстах: последние два абзаца из главы «Introduction», пропущенные редакторами присланного тобою изданьица. Если Тамарочка не откажется, буду очень благодарен. Судьбой рукописей своих я заинтересован очень и в случае надобности готов писать вторично, на этот раз по московскому адресу. По существу, это единственное, что я могу доделывать из задуманного и начатого: для обработки украинского курса, для книги исследований возможностей нет, — нужно много книг — остаются переводы и заготовки. Кстати,