Російські поезії - Петро

Несносен, нестерпим есть для моих очей:

Он для тебя лиет жизнь, радость и отраду

Меня ж терзает он и жжет, подобно аду.

Сей свод - украшенный лазурной синевой

И в беспредельности простертый над тобой -

Простерт лишь для тебя враждебной мне рукою;

Тебя, как пеленой, повиет он собою.

Вокруг тебя тьмы тем грядущих там лампад

Возженны движутся, вратятся без преград.

И каждая звезда меж звезд сих миллионом,

Служа тебе рабой, гордится сим законом.

Воззрю ль я на тебя, на верх твоих полей?

Какой я встречу вид во всей красе своей

Там зрю смеющися юдоли и равнины,

Повешенные там над безднами стремнины,

Венчанны молнией хребты высоких гор,

А там, пленяющи бесплотных самих взор,

Пригорки злачные, покрыты муравою

И вечно юною лобзаемы весною;

Пещеры, дышущи прохладою и сном,

Клонящиесь кусты над кротким ручейком,

Развесисты леса и рощицы кудрявы,

Меж коих по местам лужайки величавы;

Цветущей ризою одеянны луга;

Ключей кристальный ток, лучисты берега;

Озера зеркальны, спокойны коих воды;

Рек чистые струи, громады волн морских

Или на раменах носящие своих

Дым облачный и мглу обильную дождями

И силой спорящи с ветрами и громами

Там скалы гордые - и весь природы чин!

О сколько б счастья мне принес ваш вид один,

Очаровательный, блестящий красотою,

Коль счастье было бы досель моей судьбою!

Но для меня его в вселенной боле нет:

Все, все в ней Сатану к отчаянью влечет.

И, чтоб уврачевать болезнь моих терзаний,

Потребен новый ряд мне злодеяний.

О ад! О пламенный бездонный океан!

Вотще, снедаемый моих свирепством ран,

Из бездны вырвался я, пламенем палящей:

Я море огненно ношу в груди горящей...

Где скроюсь от него? И в безднах, и в водах

Я буду жечься им, и в самых небесах!

Спокойства не найдет нигде сей дух надменный,

Когда не вооружусь я на царя вселенной.

Сей зримый мною мир - моих орудье мук -

Есть превосходнейше его творенье рук...

Сей человек - мой враг, над всем превознесенный,-

Есть образ Творческий - в твореньи отличенный...

Коль так: накажем же сугубо бога их,

Который мог создать столь мудро обоих!..

Мой жребий слишком лют, и слишком я страдаю,

Коль бремени сего ни с кем не разделяю.

Накажем же - и пусть все на меня падет -

Судьба всех жертв моих и с ними целый свет;

Пускай тогда число ужаснейших мучений

Превысит надо мной всю меру преступлений:

Испив, но не один, сих чашу мук до дна,

Отраду в муках сих обрящет сатана.

Да гибнет человек - творенье ненавистно,

И вкупе с ним его жилище мне завистно,

Предмет моей алчбы - вина моих всех бед.

О бог! О человек! О мир! О солнца свет!

Исчезните навек для моего покоя:

Я всех поставил вас стрелам моим метою;

Я всем вам в ярости и мести вздвигнул брань,

И всех вас требую моей я злобе в дань.

Да всю поглотит тварь ничтожность довременна,

Из коей воззвана на зло мне вся вселенна!

За зло, терпимо мной, мы злом заплатим им,

За лютость мук моих мученьем отомстим!..

Разрушься все,- пади в ночь вечну мрачной бездны

И бог, и человек, и мир, и круги звездны;

И в вечном хаосе погрязнувших вещей,

В котором я ищу отрад душе моей,

Один лишь Сатана вовек да существует

И на развалинах вселенной торжествует!

(Подражательный перевод из Делиля) 4

Ты видишь ли сего несчастнейшего в мире,

Которому тиран Сицилии на пире,

Пред чашею златой с пенящимся вином

С улыбкой руку жмет за дружеским столом?..

Трепещет грудь его... чело его, ланиты

То смертной бледностью, то краскою покрыты,

Притворству изменив, как будто говорят,

Что внутрь души его гнездится целый ад,

Что дружество сие и сладкие беседы

Лишь ставят сеть ему - готовят смерть иль беды.

Борясь с сомненьем сим, несчастна жертва мук,

Подъемлет чашу он с дрожаньем страшным рук,

К синеющим губам с насилием подносит;

То после, отклонив, опять со страхом просит

От чаши роковой его освободить:

Он хочет тысячью благих причин прикрыть

Извет свой, и боязнь, и робкие сомненья,

Подозревая всех, страшится подозренья...

Воззри: блуждающий он всюду мещет взгляд -

И в каждом блюде зрит себе сокрытый яд;

Меж тысячью сих яств избранных, утонченных,

Богиней роскоши и вкусом подслащенных,

Он тщетно силится хотя одну из них

Поднесть к устам своим: один уж запах их

Всю внутренность его волнует, подымает,

Отравою дышит и смертью угрожает.

Толпы наперсников, ласкателей, друзей

Спешат наперерыв из ревности своей

Изречь у ног его любви обеты вечны

И клятвой чувствия запечатлеть сердечны.

Но он к обетам сим, ко гласу дружбы глух:

Его смущенный ум и развлеченный слух

С предмета на предмет с боязнью пролетает,

И в каждом из друзей врага он встретить чает;

Он слышит в похвалах злодейский заговор,

И в слове «дружество» - свой смертный приговор.

В чертогах гордых, где все блеском ослепляет

И к сладким чувствиям желанья призывает,

Где изобилие, с искусством съединясь,

Оскабя взор, к нему манит его всяк час,-

Сидит, величием отвсюду окруженный,

Но в думы мрачные, в догадки погруженный:

То исступленный вдруг бросается назад,

То вдруг, остановясь, кидает дикий вигляд

На стены вкруг, огнем и златом освещенны,

На своды, в хрусталях волшебно отраженны...

Он мещет взор - и мнит с трепещущей душей,

Что каждое из сих сверкание огней

Есть острый над его висящей меч главою

Иль в грудь направленный невидимой рукою...

Вот недоверчивость!