Українське письменство - Микола Зеров
Грабянка не решается отвергнуть сообщение Твардовского целиком, не замечает его нарочитой умышленной карикатурности, не подымается до критического отношения к нему, до какого поднялся малорусский переводчик Твардовского Стефан Савицкий, сделавший в этом месте пометку: «Бреше сучий лях».
В последней части летописи, обнимающей эпоху от Брюховецкого до Мазепы, изложенной по Самовидцу, Грабянка везде повторяет суждения этого автора и существенно расходится с ним только в оценке деятельности Демьяна Многогрешного. Самовидец трактует последнего свысока, пренебрежительно, называет его обыкновенно Демком. Грабянка же неизменно величает его Демьяном Игнатьевичем и — справедливо или нет — находит в нем черты честного борца за автономные права родины (стр. 200, 206). И тем не менее он под влиянием Самовидца вводит в свою историю явно пристрастный рассказ своего источника о том, как некий Роман Ракушка, будучи в Царьграде, видел у патриарха «соборную клятву» на гетмана Многогрешного за его измену Дорошенку, и в несчастной случайности, приключившейся с гетманом («з горища спадши к полусмерти убился») видит исполнение патриаршего проклятия (стр. 203).
Зависимость оценки нашего летописца от оценки его основного источника, сводящаяся иногда к простому переписыванию, сказывается и в характеристике Богдана (стр. 31), почти дословно заимствованной у В. Коховского, и в отношении его к Сомку, Васюте Золотаренку и Дорошенку (влияние Самовидца).
Тем не менее, ошибочно было бы думать, что мнение Грабянки всегда есть мнение источника, положенного им в основу сообщения. Не всегда Грабянка и противоречит себе. Напротив, есть суждения, которые, по-видимому, не могут быть возведены к источникам и которых он придерживается крепко. Сопоставляя некоторые такие суждения друг с другом, вникая в них, мы получаем возможность говорить о взглядах, принадлежащих лично ему, о его собственном отношении к историческим лицам и событиям…
Так, мы можем с уверенностью сказать, что нашему летописцу наиболее близки интересы более крепких и состоятельных слоев казачества (казацкой старшины). Рассказывая, например, о событиях 1663 года, в которых впервые ярко проявилась неуклонно совершающаяся со времен Хмельницкого дифференциация казачества, он почти всегда принимает сторону представителей старшины — Васюты Золотаренка и Сомка. Особенно симпатизирует он Сомку, которого не прочь обрисовать человеком в высшей степени привлекательным.
Лично «Сомко, — пишет он, — бысть воин храбрій и смілій, уроди, возраста и красоти зіло дивной, всего же паче Царскому Величеству слуга найвірнішій, и в исполненіи воли Єго Государской найохотнійшій (стр. 182)»[48]. Он очень восхваляет ту сдержанность, с которой Сомко шел к гетманству, ту решительность и прямоту, с которой он, «чоловік простодушен сущи» (стр. 177), явился в Нежин на Черную раду. Он не забывает отметить тактичность и искусство его речи, обращенной к Ромодановскому, блеск свиты из «подручных єму знаменитейших лиц казацких», ту любовь, которою он пользовался на Украине («хотяху вси єдинодушно совершенним єго гетманом устроити» — стр. 177).
Заключительным аккордом этой характеристики является анекдот о том, как палач, которому поручено было отрубить Сомку голову, «прійде с обнаженним мечем и к Сомкові, которого увидівши, начат со удивлєнієм, купно же и жалостію вопрошати: «Сего ли сіщи подобаєт? […] сего человіка сам Бог роди на показаніє світу…. ви же — нерозсудні — и сего не жалієте предавати смерти» (стр. 182).
Антагонист и противник Сомка — Брюховецкий — является у нашего летописца в совершенно ином освещении. Демократические слои населения и Запорожье, поддержавшие его кандидатуру, он называет «гультяйством»[49], «запорожской голотой»[50], клеймит те средства, при помощи которых Брюховецкий стремился к гетманству. Так, избрание гетмана запорожской радой он считает своевольством, Черную же раду — бесчинной и, по-видимому, не слишком сочувствует этому институту, хотя не решается, подобно Самовидцу, назвать ее напрямик «лихом». Вообще во всем, что касается Брюховецкого, Грабянка не щадит красок: ненасытный, завистливый тиран, служка Хмельниченков — вот эпитеты, которыми он его наделяет[51]. Начало гетманства именуется у него душегубным[52], и ни за что не может простить Брюховецкому казни Сомка и Василия Васюты[53] и разгром старшины. Не забывает он также отметить бесчинств, творившихся им поставленными полковниками: «Новопоставленним от себе полковником по сотні запорожцов придавши указал (Брюховецкий) всіх изобилно кормити и одівати. Яковіє по станціям расположившися, таковіє озлобленія людем творяху, яко подумати им, что не гетман их тамо постави,