Українське письменство - Микола Зеров
17. XI. 1936
Дорогой Соничек,
Письма твои доходят хорошо, и я очень благодарен тебе, что ты теперь пишешь чаще. Отвечаю тебе сразу на три твои письма — на открытку от 31.Х и на закрытые — от 4 и 6.ХІ.
Очень рад, что «Энеида» у тебя. Я уже начал перечитывать и отделывать 2-ю песню: скоро будет готов отрывок о смерти Лаокоонта, которым интересовался когда-то Александр Иванович. Из других моих рукописей меня интересуют: «De arte poëtica» Горация, на русском языке, перевод, сделанный в Москве весной прошлого года для асмусовского сборника по эстетике древних, и материалы для книжки, которую я там же готовил для «Academia»: Клавдиан (отрывки из «Триумфа Стилихона», «Нил», эпиграмма на Якова, начальника конницы, всего строк около 200), Авзоний (начало «Мозеллы»), «Песня гребцов», Немезиан (3-я эклога) и Анний Флор (около 5 небольших стихотворений). Три тетради с выписками, две в клеёнчатых обложках, одна в виде блокнота, в одной из них перевод английского стихотворения «The Spanish Gentleman».
О деньгах особенно можешь не беспокоиться. Ты уже получила мое письмо, в котором я писал тебе о получении ленинградских денег. Считай, что с 5 декабря я обеспечен на 4 месяца.
Напрасно ты думаешь, что валенки мне не понравились. Наоборот, они очень хороши. И вся их беда в этом. Они здесь легко могут испачкаться и, если мои жилищные условия изменятся, легко могут пропасть, а это было бы очень жаль. Пока я их не одевал ни разу и даже не примерял к калошам. Только со вчерашнего дня начало немного подмораживать по утрам и ввечеру. Осень стоит легкая, без туманов и больших дождей. Я хожу в желтых туфлях, без гетр, правда, в калошах и ватном пиджаке, прямо на свитер — и этого вполне достаточно.
О времяпровождении своем ничего нового сказать не могу — этого нового нет. По-прежнему, часа по три ежедневно, особенно по вечерам, читаю, с утра — пишу. Сейчас у меня лежит Лион Фейхтвангер, автор «Семьи Оппенгеймов», «Еврея Зюсса», «Безобразной герцогини» — читаю сейчас его «Успех» (большой двухтомный роман о Баварии после империалистической войны — интересно). Твою «Гайавату» читаю и перевожу (уже готова «Трубка мира» — 165 строк). Как жаль, что обрабатывавшие Лонгфелло педагоги отрезали две строфы (чудесные строфы) в конце «Introduction». Язык Лонгфелло не особенно труден, вернее даже — совсем не труден, и мне кажется, я бы с большим удовольствием перевел бы его балладу о Вальтере фон Фогельвайде, если бы можно было достать английский текст.
Посылки твои получаю самым аккуратным образом: горох и гречневая каша использованы до сих пор по 1 разу, фасоль — три раза, оказалась она великолепной. Последнее время я чувствую себя человеком вполне обеспеченным и даже богатым — только с чаем вышел досадный перебой, правда, ощущается он недолго, всего дней пять, и произошел не по моей вине, а моих компаньонов по питанию (я научился уже экономить по части чаю — не удивляйся. Особенно хорошо экономится чай индийский).
Жаль, что не имею возможности следить за «Литературной газетой» (киевской). В одном случайно найденном мной № (в библиотеке) встретил переводы из Пушкина, в большинстве случаев слабые: понравился мне перевод Бажана «Моцарт и Сальери» и отрывок из «Бориса Годунова», подписанный переводчиком пушкинских сказок — Петрушевским{246}. Посмотри — право, любопытно. «Евгений Онегин» очень хорош, но местами переведен в «пол-Максима»: у меня такое впечатление, что с его виртуозностью по части стиха и языка можно было бы сделать еще лучше. Переводы Сосюры слабы, Карского — недурны, но техника еще молодая, «Скупого рыцаря» Булатовича не видел. Статьи о переводах Пушкина (Тардова и Коваленко) — младенческий лепет. Ты сделаешь мне большой подарок, если пришлешь как-нибудь бандеролью номерок-другой «Литературной газеты». Между прочим, выловил я для тебя одно стихотвореньице, сделанное переводчиком «Бориса». Напиши, как оно тебе понравилось, — перевод пушкинского «Эхо, бессонная нимфа»:
Ехо, німфа безсонна, блукала по луках Пенея, Феб, як побачив її, жаром до неї зайнявсь. Німфа плід понесла від захвату бога-коханця. Між гомінливих наяд в муках вона привела Доню кохану. Її спеленала сама Мнемозіна; В хорі богинь-Пієрид діва химерна зросла, Пам’яті сталій покірна, з чутливою матір’ю схожа; Подруга муз, на землі Римою зветься вона.
О каких московских деньгах ты пишешь? Литературный гонорар за «De arte poëtica» или же те злосчастные 252 р. 95 коп., на которые не действуют даже
