Українське письменство - Микола Зеров
Посылка твоя замечательная «по содержанию» — право, не знаю, откуда у тебя ресурсы, чтобы посылать такие дорогие вещи, как копченое сало (кстати, оно оказалось очень вкусным и до сих пор еще держится), колбасу, консервы (тоже держатся!) и хорошие конфекты. Право, это слишком дорогие вещи… Зато очень кстати пришелся чай, из которого я уже выбился, махорка — вергун, за которой я уже заскучал немного, и, разумеется, сало. Питаюсь я пока великолепно: каждый день у меня приварок. Пока я сижу (от 10 до 4) в канцелярии, один из моих состоловников готовит либо гречневую кашу, либо фасоль, либо лапшичную бабку, либо пшенную кашу, либо наут. В Киеве я этого наута никогда не видел; это крупный, ребристый, слегка желтоватый горох, очень вкусный. Он, кажется, в большом ходу в Крыму, в Одессе, вообще на юге. Приварка вполне довольно для того, чтобы вечером выпить чаю и чувствовать себя совершенно сытым.
Работа у меня очень симпатичная — все больше отчеты по культурным мероприятиям, то, к чему я привык еще в Киеве, работая в университетском бюро секции научных работников; а навыков канцелярского типа мне не занимать стать, благодаря папе, который с малолетства приучал нас к делопроизводству.
Вид я имею прекрасный, так, по крайней мере, мне говорят все те, кто помнит меня по лету, когда я носился еще со своими фурункулами. Сегодня я заходил в парикмахерскую, посмотрелся в зеркало и решил, что комплименты, мне сделанные на днях, как-никак основание имеют. Так что ты можешь теперь заботу обо мне (посылочную) на некоторое время отложить, а оставить на себя только корреспонденцию: письма и изредка бандероли. Последнее письме твое, мною полученное, помечено 6 ноября, а денежный перевод — 14. Что с тобой случилось после 14-го, где ты работаешь, работаешь ли, с кем видишься, как себя чувствуешь, как твои глаза, как твое здоровье вообще — все это остается мне неизвестным. Если будешь на это письмо отвечать, напиши, когда, в какие ты числа писала, чтобы я мог знать, что думать мне о моем бесписьменном положении и предпринять кое-какие меры. Или: пиши заказные письма — тогда у тебя будут расписки, которые помогут установить дату и дадут возможность справляться о судьбе корреспонденции. Не смущайся, если тебе кажется, что тебе нечего писать. Мне дороги малейшие черточки в твоем житье-бытьи и в твоем времяпрепровождении. И мне не надо будет прибегать к помощи «Йокасты» и «Кота» (эта книга лежит на зеленом чемоданчике, который стоит у меня в изголовьи постели, с запасом сахара и папиросной бумагой в книжечках), чтобы вообразить тебя, твои разговоры и твое окружение.
Я часто здесь припоминаю Лингвистический институт, когда я с Михаилом Яковлевичем работал над курсом теории и истории перевода, и всю журнальную литературу по этим вопросам просматриваю. Киношное мое увлечение здесь особой пищи не имеет. Картины здесь приходят с опозданием. Только недавно пришлось мне увидеть «Космический рейс», который у вас прошел, верно, год назад. Тем не менее сеансов я не пропускаю.
Напиши, бываешь ли ты в кино? Что видела в последнее время? Что понравилось тебе из виденного?
Кланяйся всем, кому считаешь нужным и кто еще меня помнит. Будь здорова и пиши, как только для тебя возможно. Я же со своей стороны обещаю: за мною дело не станет.
Следующий раз буду тебе писать числа 20 этого же месяца, а затем на новый 1937 год.
Целую крепко.
Твой К.
19
20. XII. 1936
Дорогой и милый Соник,
Только что, часа два тому назад, получил твое письмо от 12 декабря и вместе с ним бандероль с двумя №№ «Литературной газеты». Большое тебе спасибо за все. Все посылки твои, как я тебе уже писал, получены и выданы мне полностью, за исключением вложенных туда газет. Получил я и денежный перевод от 14 ноября и письмо от 6 ноября. Но все, написанное тобою кроме этого (если только мне писала), до меня не дошло. Поэтому у меня просьба к тебе: вспомни, дорогая, если можешь, сколько писем ты написала за этот месяц и 6 дней и когда именно, хотя приблизительно. Если там было что-нибудь, для меня особенно любопытное, припомни, пожалуйста, и это, может быть, там были какие-либо литературные новости или новости о твоем житье-бытьи.
Ты знаешь, воображенье у меня слабое — и каждой черточкой, которая помогает мне представить тебя и твое жилье, будет ли то фотография, сообщение или № «Социалистического Киева», я очень дорожу.
Твое последнее письмо так содержательно, так полно и обстоятельно, как бывали только старинные письма шестьдесят — восемьдесят лет назад и как мне теперь пишет папа из Дашева. Ты знаешь, написала ты о Гале и ее мальчике, о ваших впечатлениях и спокойствии безъядвижной жизни, и я не сразу догадался, о какой Гале ты пишешь. Теперь
