Українське письменство - Микола Зеров

Пиши о себе, милая, не оставляй без весточек о себе. Ты не представляешь себе, как я им рад.

Пишу тебе этот раз коротко. Дней через десять напишу еще.

Целую крепко.

11. VIII. 1936                                                     Твой Коля

Ст. Кемь, Кировской ж.д., 8 отд. ББК

Кемь, 8 отд. ББК

1 сентября 1936

Дорогая Сонечка,

Твои письма от 24. VII и 29. VII и посылку августовскую получил. Вообще имею от тебя три закрытых письма, две или три открытки и два денежных перевода. Посылки приходят прекрасно, и продукты в них — в самом лучшем виде. Ты спрашиваешь, нужна ли мне постель. Постель у меня есть. Матрасник набит, простыни есть, подушка есть, и никакой большей мне не надо. Одеяло ватное, м. б., понадобится, но я, право, не знаю, стоит ли обростать таким количеством вещей — во всяком случае, обещаю тебе подумать и написать об этом в следующий раз. Валенки и свитер — дело хорошее, но о свитере я тебе писал — может быть, пригодится старый; валенок здесь не достать, по крайней мере, таких, какие ты можешь найти в Киеве. В сентябре ты можешь их не отправлять, будет еще время в октябре, даже в ноябре месяце.

Ты пишешь, что после отпуска возвращаешься на старую службу, т. к. иначе трудно устроиться. Трудно вообще или ты имеешь в виду себя? «Бориса Годунова», переписанного на машинке, у меня не было. Были только две или три сцены («Еще одно последнее сказанье» — Пимен и Гришка Отрепьев; на литовской границе — Самозванец и Курбский; Годунов во дворце — «Достиг я высшей власти»). Два рукописных текста находятся среди тех бумаг, которые я просил тебя достать.

Книги мне присылать можно, лучше всего бандеролью — так присылают всем. Если можешь, вышли мне несколько №№ «Вістей», за выходные дни, где печатается Максимов перевод «Евгения Онегина». Со временем буду тебя просить прислать латинского Овидия и немецкий самоучитель — в зеленой папке.

Вот и все мои ответы по письму 24.VII. По письму 29.VII много писать не придется. Там и вопросов почти нет никаких. Письмо это посылаю на тетушкин адрес. Если буду посылать на ул. Ленина (у меня есть уже надписанный так конверт), то предупрежу тебя заранее. За сведения о Рите спасибо. Кланяйся ей непременно. Видишься ли ты с Тамарочкой?

Кстати, вспомнил сейчас о «Борисе Годунове» — один переписанный на машинке экземпляр я передал Кулику, когда он еще председательствовал в Союзе писателей Украины.

О себе мне писать нечего. Чувствую себя недурно. К климату понемногу приспособляюсь. Погода стоит недурная — сегодня первый дождливый день, но осеннего холода нет. Ночей белых нет давно, по вечерам можно видеть звезды. Страшно смешно видеть Полярную звезду так близко к зениту.

Фурункулез мой — после трех инъекций и впрыскивания антистафилококковой вакцины, прошел. Сердце не болит, но одышка по временам бывает.

Доверенность тебе на деньги (253 р.) послана тебе 3 августа, официально засвидетельствованная; вторая доверенность отправлена 18.VIII — для того, чтобы ты могла разузнать о московских деньгах — существуют ли они на счету в кассе? Денег из ленинградской пересылки все еще нет, и я уже послал третье напоминание.

Ты спрашиваешь, что прислать мне в следующий раз. Все то же, дорогой Соник, — сало, сухари, сахар. К осени, когда будут топиться печи, пришли немного гороха, фасоли, крупы гречневой, макарон. Когда прекратится навигация, посылки перестанут приходить так часто, как теперь, — и это, пожалуй, надо принять во внимание. Как всегда, я питаю слабость к чаю, к чесноку, луку, перьям, бумаге (тетрадочной, общететрадочной, дешево-блокнотной, лишь бы не расплывались чернила). Из вещей я не прочь получить те гамаши, которые ты купила зимою, и резиновые подвязки. Если случится тебе, пришли штук пять ножей для безопасной бритвы. Это вещь недорогая, нож стоит, вероятно, копеек 15—20. Прошу тебя, главным образом, ввиду приближения зимы. Махорка, самая изысканная, — это лубенский «вергун». Если будешь покупать вергун, не забывай прислать и бумаги папиросной во избежание кризиса.

Не сердись, что столько просьб выложил я тебе здесь. Верь, что я с радостью освободил бы тебя от забот обо мне, если бы чувствовал себя обеспеченным всеми хозяйственными вещами.

Ну, вот и все. Будь здорова и благополучна. Пиши, если можешь, чаще, говори хотя немножко о себе, чтобы я хоть приблизительно мог представить, как и чем ты живешь. Ты не можешь представить себе, как меня обрадовали твои последние письма.