Українське письменство - Микола Зеров

Ленинград,

14. V. 1936

Дорогой Соник,

Доканчиваю вчерашнее письмо. Виделся сегодня с начальником санчасти или же его заместительницей, точно не знаю, насчет очков. Впечатление самое безотрадное: бюрократическая рутина и волокита. Нужно просить разрешения начальника тюрьмы, чтобы отправить к оптику сестру, сестре надо передать деньги, образцы стекол, она принесет это через день или два, а меня в это время могут передать на этап. А между тем все так просто: тюрьма буквально в десяти минутах от Невского. Дать мне на час какого-нибудь сопроводителя, и я через сорок минут уже возвращусь с очками. Нет, это не принято, — почему не принято, почему этого нельзя сделать? — неизвестно.

Относительно этапа все та же полная неизвестность. Сегодня уже пятый час, когда обыкновенно предупреждают об отправке, но предупреждения нет.

О Медвежьей горе сведения собираю понемногу. Общее заключение: Медвежья гора — гораздо лучше, чем Свирские лагеря, в смысле питания и в смысле бытовой обстановки, — но мои компаньоны по камере — люди невысокого уровня развития, и многого от них добиться нельзя.

Сегодня думал о том, что буду делать на Медвежке в свободные минуты. Составил себе целую программу работы.

1) Перевести «Балладину» Словацкого с польского. В письменном столе у меня сохранилось начало перевода, среди польских книг есть отдельный том, в состав которого входит «Балладина» и русский перевод трех драм Словацкого Бальмонта. Если эта книга сохранилась еще, «Балладина» будет переведена очень легко.

2) Переписать и исправить «Бориса Годунова».

3) Привести в систему английский язык, чтобы засесть за Шекспира (думаю перевести «Юлия Цезаря», «Бурю», «Зимнюю сказку»). Ради этого я и спрашиваю о судьбе английского самоучителя.

4) Перевести «Ифигению в Тавриде» Гете — поэтому я спрашивал у тебя о немецком самоучителе в зеленом переплете.

5) Из греков меня интересует Гомер (одна книжечка в папках), но придет ли очередь поработать над ним, Бог весть.

6) «Энеиду» я, конечно, кончу (до этого уже недалеко, всего 2000 строк осталось) и римских поэтов докончу (поэтому я и заинтересован, чтобы остались у тебя полный Овидий, Ювенал[581], Гораций, «Метаморфозы» с переводом Фета.

Очень жаль, что от серьезной работы по истории украинской литературы придется отказаться. А ведь у меня были подготовлены две книги курса с 1861—1900 и с 1900 по 1917. С «Новим українським письменством» и литографированным курсом 1928/29 г. это было бы четыре книги — и оставалось над ними поработать еще года три-четыре.

На всякий случай хочу тебя предупредить, что немецкая «Энеида» Блюмауэра, подарок Аркадия Лященко из Петербурга и русская «Энеида» Бойчевского мне очень нужна для оформления моей работы над «Энеидой», которую я делаю не переставая.

Прости, дорогая, что пишу так небрежно. Карандаш короткий. Глаза устают, мысль работает вяло. Пишу, чтобы легче шло время.

Кстати, написал опять две кассации и получил два гонорара.

Будь здорова.

                                                                               Коля

5 июня 1936

Дорогой Соник,

Последнее письмо, кажется, № 6 со времени моего отъезда из Киева — я послал тебе из Кеми, с Морского сплава, где прожил (в недурных сравнительно условиях) несколько дней перед отправлением на острова.

30-го на море был шторм (ты о нем читала, вероятно, в газетах), холод, снег — и катер не пошел. Выехал я 31-го утром и приблизительно около половины второго был уже здесь (расстояние от материка 60 километров). На море меня немножко качнуло (не все успокоилось после шторма), но я к качке, — к бортовой, оказался нечувствителен. На островах мы застали сравнительно недурную и мягкую погоду, белые ночи, в которых нет ничего привлекательного, и постоянно меняющиеся ветры, приносящие разного рода неожиданности, вроде туманов, дождей и прочего.

Природа на островах менее сурова, чем на материке, — даже в Медвежьей горе мне было холоднее, чем здесь. Море довольно красивой расцветки, не такое засилье сосны и ели (много лиственных пород), как в Кеми, меньше камней, чудесные озера и заливы.

Живется мне здесь не скучно. Работаю над «Энеидой» — пересмотрел, исправил и переписал четвертую песню, играю в домино (Анаша — чемпион), читаю. Медицинской комиссии, которая должна определить мою работоспособность и состояние здоровья, еще не было. Вероятно, будет на днях. Завтра должна состояться комиссия квалификационная, которая определит, на какую работу меня направить. Жду