Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко

Принизливе каяття Куліша

Как по некоторым предметам невозможно было показать себя совершенно невинным, ибо в бумагах и мыслях Кулиша находятся выражения, исполненные вольных мыслей, то здесь, сознавая вред, который может происходить от этих мыслей, он изъявляет полное раскаяние, объясняя, что всё это произошло от любви его к родине, что эта любовь, как он ныне сам видит, действительно, превосходила должную меру, увлекла его за пределы благоразумия и до чрезмерных надежд насчёт значения языка и народа Малороссии; что ныне, когда указаны ему упомянутые места, он сам с ужасом видит, что многое в них кажется злонамеренным, что, впрочем, высокие мысли о родине, доведшие его до неправильных суждений, никогда не вовлекали его ни в какие преступные замыслы, не ослабляли в нём любви к общему отечеству, России, и благоговейной преданности к государю императору. В заключение он клянётся, что не причастен к преступному направлению и что ему вовсе не известно было о существовании Славянского общества.

Неискренность Кулиша обязывает не упускать из вида при дальнейшем развитии дела новых улик против него, тем более, что он, по показанию Андрузского, не только участвовал в Славянском обществе, но был, вместе с Шевченкою, представителем неумеренной партии.

Господин шеф жандармов приказал уведомить господина наместника царства Польского о ходе дела насчёт Славянского общества, описав все подробности, открываемые следствием, и всех лиц, прикосновенных к делу. Приказание это исполнено»498.

Жандармські хмари нависають над Кобзарем

13 березня 1847 р. М. І. Костомаров писав Т. Г. Шевченку: «Приїзди у Київ, я запевне дізнався, що тебе вже наставлено наставником малярського іскуства в Університеті св. Владимира, у виді опита…

А віршей чом нема?

Швидше присилай друкувати»499.

Тарас Григорович і сам прагнув в Україну. Однак, тут його чекали не лише друзі, зокрема з названого товариства, головним осередком якого був Київ. Але «не так сталося, як гадалося». В справу втрутилася всемогутня царська охранка. Арештованого в Києві Шевченка привезли до Петербурга.

Того ж таки 17 квітня Дубельт занотував: «В 3 часу пополудни доставлен в ІІІ Отделение из Киева художник Шевченко со всеми его бумагами и к разбору оных тотчас было приступлено.

Бумаг у него не оказалось таких, которые бы прямо относились к Славянскому обществу и поясняли бы дело, равно и писем особенно важных, но стихотворения его заключают в себе самые наглые дерзости, устремлённые против государя императора и вообще русских, возгласы о мнимом угнетении малороссиян и возмутительные мысли о прежней свободе его родины500.

Впрочем, раскаяние это, – змушений визнати Дубельт, – ограничилось только в отношении стихотворений [Шевченка]; во всём же прочем, о Славянском обществе и участии в нём Шевченко показал упорное несознание, отзываясь, что ему не было известно ни о каких замыслах друзей его.

Знову Куліш

В описании показаний Кулиша опущено еще одно важное обстоятельство, относящееся до рисунка, с изображением отрубленной главы малороссиянина и сидящего на ней орла. По объяснению Кулиша, рисунок этот сделал он, но означает будто бы мысль одной из малороссийских песен, в которых говорится о падшем на поле боя казаке и орле, клюющем ему глаза.

Апреля 18

Господин шеф жандармов, сообщив генерал-адъютанту Бибикову, что правитель его канцелярии Писарев может отправиться с ним в Киев, просил объявить Писареву благодарность за труды, понесённые им при производстве в III Отделении исследования о Славянском обществе…

Адъюнкту Костомарову предложены 15 дополнительных вопросов, извлечённых из бумаг его и писем других лиц, кои представляют сильнейшие улики, что он был не только участвующим, но одним из главных действователей в Славянском обществе.

От генерал-адъютанта Бибикова получены показания, снятые в Киеве с студента Посяденка и бывшего студента Марковича, равно и бумаги последнего.

Посяденко, в дополнение прежнего показания своего, объясняет, что Костомаров ещё после пасхи 1846 г. говорил ему о предположении составить общество в духе славянском и читал несколько проектов вроде устава: что через несколько дней после того у того же Костомарова Гулак и Навроцкий, рассуждая о предполагавшемся обществе, говорили, что назвать его обществом св. Кирилла и Мефодия и придумать какой-либо символ.

По этому вопросу включён новый вопрос в предложенные Костомарову вопросы.

Маркович в показании своём ни в чём не сознался. Объяснил только, что он был знаком с Гулаком, Кулишем, Навроцким и у них встречал Костомарова, Белозерского, Посяденку и других, но разговоры их относились до одних наук и обыкновенных предметов жизни, кроме того, что иногда рассуждали о положении крепостных людей, необходимости эмансипации их, образования крестьян, издания для народа чтения и учебников, и что для последнего был сделан небольшой денежный сбор.

В бумагах Марковича же находится письмо Гулака и несколько писем Кулиша и Белозерского, наполненных теми намёками на замыслы, кои проявляются во всех их письмах, и тетрадки стихов возмутительного содержания.

Сверх всего обращают на себя внимание два новые лица: Тарновский (помещик Киевской губернии)501 и Затуркевич (чиновник Полтавской уголовной палаты)».

Тарновські в житті Шевченка

Родина Тарновських займає певне місце серед друзів та прихильників Тараса Григоровича. Взаємини її членів з Шевченком обіймають кілька десятиліть – від кінця 1830-х років до останніх днів життя поета. Про початок їх знайомства розповідає П. І. Мартос: «В то время был в Петербурге Григорий Степанович Тарновский502, с которым я познакомил Шевченко»503.

«Взаємини між поетом-художником і моїм прапрадідом, – пише Яків Васильович Тарновський504, – дали початок тій дружбі, яка розвинулася пізніше між славетним Кобзарем і моїми найближчими предками. Всі вони познайомилися з ним у домі Григорія Степановича».

Знайомство з Тарасом Григоровичем Шевченком відбулося в 1839 році, тоді, коли українська аристократія та інтелігенція почала їздити в С. – Петербург. Хоча Кониський пише, що поета познайомив з Тарновським Мартос 1841 року, проте це не так. За словами В. В. Тарновського (молодшого), поета познайомив з Григорієм Степановичем художник Василь Іванович Штернберг, товариш Шевченка по Академії мистецтв. Штернберг був уже багато років знайомий з Григорієм Степановичем і не раз приїздив до маєтку Тарновського в Качанівці Борзнянського повіту Чернігівської губернії. Знаючи любов Григорія Степановича до всього, що стосується науки й мистецтва, він і познайомив поета з великим українським меценатом.

О. Кониський пише про Григорія Степановича 1841 року: «Йому тоді було років під 50, дітей у