Тарас Шевченко та його доба. Том 1 - Рем Георгійович Симоненко
Того дня Шевченко вместе с М. С. Щепкиным осматривали Москву. В «Дневнике» Тарас Григорьевич записал: «В 10 часов утра вышли мы с Михайлом Семёновичем и несмотря на воду и грязь под ногами, обходили пешком по крайней мере четверть Москвы. Я не видал Кремля с 1845 года. Казармовидный дворец его много обезобразил, но он всё-таки оригинально прекрасен. Храм Спаса вообще, а главный купол в особенности, безобразен. Крайне неудачное громадное произведение. Точно толстая купчиха в золотом повойнике остановилася напоказ среди белокаменной»407.
Восторженное упоминание о Логановском и Пименове служит как бы ключом ко всему письму: у Шевченко ещё в памяти, как в 1836 году оба эти талантливые скульптора, тогда выпускники Академии художеств, получили по золотой медали за две работы, в которых они смело нарушили традицию обязательного классического сюжета. Логановский выставил скульптуру юноши, играющего в свайку, а Пименов – игрока в бабки. Обе эти скульптуры на национальную русскую тему «Игра в свайку» и «Игра в бабки», – вместо официальных «Давидов» и «дискоболов» были целым событием в петербургских художественных кругах. Пушкин даже посвятил им два четверостишия.
Письмо к Н. О. Осипову говорит поэтому об очень многом, – и о тех передовых кругах, в которых складывались реалистические вкусы и убеждения Шевченко в ранней его молодости (с академической скамьи), и о прочности и последовательности этих вкусов. Но вернёмся к Шевченко-архитектору. Хороший вкус ещё не делает профессионала. И мы не имели бы права заговорить о Шевченко как об архитекторе, если бы он не оставался в этой области работой, сделанной по всем правилам профессиональной архитектуры. Эта работа – проект его будущего дома, лелеемой им мечты «будинка», который он хотел построить над Днепром, на родной земле.
Проект состоит из пяти листов; двух эскизных вариантов плана; окончательного плана; головного фасада к плану и бокового фасада к плану.
В этом проекте выявилось не только блестящее знание Шевченко законов и требований архитектуры (правильный расчёт высоты, кубатуры, экономический проект печи, умное расходование пространства и т. д.), но и удивительно практичное, по-крестьянски жизненное понимание условий, нужных для удобства жилья. Учёт четырёх сторон света и того, какую часть жилья на какую сторону света удобнее расположить: рабочий кабинет, по академическому правилу – на север; кухня и хозяйственные пристройки, а также чёрное крыльцо – на запад; спальня и светлица – на юг, – Шевченко помечает его, как «день», а север, как «нич»; и наконец, головной фасад с крыльцом, лицо дома, – на восток; при этом учёт климата и «видов» из окна; учёт требований тишины и изоляции при расположении дверей и окон; отсутствие сквозняков (глухая стена между двумя выходами).
Но самое главное, что поражает в «будинке» Шевченко, это замечательная комбинация между деревенским и городским жильём. «Будинок», рассчитанный на семью, очень скромен, в нём всего четыре комнаты, причём четвёртая – кухня, она же и столовая. Это, в сущности, хата, жильё сотника, хуторянина, – простая одноэтажная, по-крестьянски задуманная. Но в то же время это и глубоко творческое, высококультурное жильё человека умственной профессии. Рабочий кабинет в этом жилье изолирован от шума, от кухонных запахов, от солнца, от всей жизни дома, – в нём всё рассчитано на профессиональную работу, и Шевченко отвёл даже в нём угол для камина, думая, вероятно, и о тепле для обнажённой натуры.
Чем больше рассматриваешь этот простой с виду план, тем больше убеждаешься, что в будущем – и не раз, – на стыке деревни и города, на встрече городского и сельского интеллигента, на взаимопроникновении народного стиля и требований городского комфорта, – молодые наши художники будут учиться простейшему разрешению архитектурной задачи жилья у этого шевченковского «будинка», реальной мечты, не осуществившейся для её собственного автора!
М. Шагінян про загрозу для прозової спадщини Шевченка
Марієтта Сергіївна Шагінян досліджує також і прозову творчість Шевченка. «Подобно живописному наследству, – пише письменниця, – не посчастливилось и прозе Шевченко. Долго, почти до наших дней, были разбросаны его рисунки и картины по частным коллекциям и отдельным собственникам, недоступные для народа; и долго, почти двадцать семь лет после смерти поэта, лежали его прозаические сочинения припрятанными в архиве историка Н. И. Костомарова. Хорошо ещё, что их попросту не сожгли. «Якби у мене були гроші, я купив би їх у тебе разом, та й спалив», – писал Кулиш Шевченко в 1858 году про его «Московські повісті»408.
Куліш та його однодумці незадоволені, що Шевченко написав свої повісті російською мовою
Что же побудило его друзей так резко восстать против этой области его творчества, очень важной и серьёзной для самого Шевченко? Свою прозу (повести, рассказы, дневник), так же как и юношеские поэмы («Слепая», «Тризна») Шевченко писал по-русски. И его друзья, считая эту прозу «слабой» и объясняя её «слабость» именно тем, что она создана не по-украински, не желали её печатать из ложной боязни «поколебать» репутацию Кобзаря. При этом они ссылались и на мнение русских редакций.
К этому надо прибавить и тот факт, что Шевченко не пощадил в своих повестях украинских помещиков, которых он перевёл в рассказ живьём, методом реального портрета, подчас не спрятанного даже под вымышленную фамилию. Многие из тех, кого беспощадно описал Шевченко со всем их семейным и бытовым окружением, были живыми современниками и даже друзьями и Кулиша, и Костомарова, и Кухаренки. Например, Тарновские, Галаганы, Солонины. Вот почему печатанье русских повестей Шевченко должно было казаться его современникам бестактным. И, наконец, самое главное: Шевченко доссыльного периода был одним человеком, а послессыльного – другим, и эта разница нашла своё отражение и в повестях. В молодом Шевченко было больше доверия и меньше критики, он так легко мог повторять в письмах к Кухаренке собственные выпады против «москалей». Ссыльный Шевченко стал более колючим, его резкая самостоятельность начала пугать былых друзей, расхожденье становилось явным, неминуемым, и этот чужой, новый, самостоятельный Шевченко, со всей его «мужицкой непокладистостью», нежеланием подчиняться чужой указке, огромным презрением и к либеральной дипломатичности, и к скидке на национализм в отношении своего помещичьего класса, – резко сказывался и в сюжете повестей, и в самом факте написания их по-русски. За время ссылки вкусы Т. Шевченко ещё более революционизировались. Его влекло к молодой русской демократической литературе, к Герцену, Салтыкову-Щедрину. Он мечтал о сатире».
Три призабуті листи Куліша, який прагнув бути не тільки цензором і наставником, а ще й співавтором Шевченка
Проникливій дослідниці М. С. Шагінян належить введення в сучасний науковий ряд перевірених і опублікованих