Том 8 - Леся Українка

Подготовив катастрофу, все заговорщики спасаются, остается только журналист, переодетый слугой, да его неотступный товарищ — сумасшедший, которые и произ-водят самый взрыв. Замок рушится и хоронит под разва-линами гордый синдикат вместе с пылким идеалистом. Так кончилась борьба выше сил...

Эта небольшая драма в трех действиях захватывает так много типов, вопросов, загадок, трагедий, что если бы вдаться в ее подробный анализ, то пришлось бы посвятить ей одной целый доклад. За неимением времени приходится уделить ей гораздо меньше внимания, чем она заслуживает, и только указать на то новое, что она дает.

Ново прежде всего то, что она показывает борьбу рабочих с предпринимателями в полной обстановке, по-казывает отношение к этим двум классам остальных общественных групп, главньїм же образом отношение церкви.

Ново прежде всего то, что драма затрагивает вопрос об анархизме как религии отчаяния. Почти в каждой из разобранных нами драм стачка является наиболее рез-кой формой борьбы классов, вслед за тем оставался от-крытым вопрос, что станут делать стачечники на другой день после подавления стачки?

— Они будут бороться выше сил! — отвечает Бьернстьерн своей драмой, и в этом его новое слово. Правда, и другие драмы показывали нам неизбежные кровавые катастрофи и взрывы «убивающих газов», но то были финалы чисто оборонительной борьбы стачеч-ников, финалы, совершенно независящие от их воли.

Бьернстьерн показывает нам начало наступатель-н о й борьбы людей, отчаявшихся в мирных средствах.

Новы у него и типы предпринимателей, борющихся массой против массы, организацией против организации, а не вразброд и без системы, как то мы видели в других драмах. Особенно нов тип местного предпринимателя, своего рода идєалиста, мечтающего о всемирной между-народной капиталистической монархии, независимой от всех местных государственных органов власти. Этот иде-алист также задумывает борьбу выше сил, также теряет приверженцев среди более честных капиталистов и на-ходит их среди наиболее низких, которые в критическую минуту не прочь бы оставить его в огне взрыва одного, если бы их только не заперли заговорщики в замке.

Ново также намеченное в драме отношение церкви официальной и неофициальнѳй к великой борьбе двух классов. Официальная церковь сознательно зани-мает выжидательное положение, готовая стать на сторону того, кто окажется сильнее, неофициальная же, в лице сельских проповедников, разбивается на два лагеря — примирителей и подстрекателей, агитируя священными текстами вмзсто прокламаций.

Новы и намеченные, но, к сожалению, не выведен-ные на сцену силуэты двух женщин: один силуэт серьез-ной филантропки (не барыни-благотворительницы), за-нявшей в общественной войне нейтральное, но ответст-венное и опасное положение, подобно сестре милосердия на перевязочном пункте; другой силуэт сознательной, крайнє фанатической мученицы из рабочей среды, которая уморила себя и детей, чтобы избавить комитет ста-чечников от лишних забот и чтобы смертью своей подать товарищам сигнал к более деятельной борьбе.

Нова, наконец, и сама форма драмы «Выше сил», т. е., пожалуй, она не нова, так как ее наметил Ибсен, а довершил Метерлинк — это форма драмы пастроения, символически-реальная — ново применение ее именно к социальной драме; применение удачное и нашедшее себе талантливых приверженцев не только в драме, но даже в опере.

Но несмотря на все промахи и недочеты, свойствен-ные вообще первым драматическим начинаниям, драма эта сразу обратила на себя внимание критики всех лаге-рей искрепностью и мрачной отвагой молодого таланта.

Средний тип работницы, в своем роде «независимой», не желающей ни примирять враждующие классы, ни са-мой мириться с ними, нашел себе выражение не в драме, а, как это ни странно, в опере, или, как ее назвал сам автор, «музыкальном романе». Талантливый фран-цузский композитор и вместе драматург Шарпантье * сделал серьезную и удачную попытку привить новейшую общественную драму на оперной сцене. Либретто его опе-ры «Louise», написанное самим композитором, еовсє не похоже на обыкновенные оперные либретто, которые без музыки не представляют никаного интереса, напротив, оно имеет вполне самостоятельное литературное значение.

Опера Шарпантье «Louise», в смысле содержания, имеет то же значение для оперы, что «Ткачи» для дра-мы. В обоих этих произведениях совершенно несходная фабула, но очень родственный дух.

Действие «Louise» происходит в очень непривычной для оперы обстановке: в мансарде рабочей семьи, в ма-стерской дамских нарядов; на рынке среди торговок, ни-щих и ночных гуляк; в маленьком дворике на Монмартре среди артистической богемы и уличных зевак. Герой оперетты: поэт из предместья, а за ним вся масса ему подобной артистической богемы с анархическим настрое-нием, презирающей филистерство, где бы оно ни проявлялось, в буржуазной ли, в рабочей ли среде, и украшаю-щей поэзией все неприглядные стороны своей жизни; героиня оперы — швейка Луиза, а за ней все ее товарки, вечно сжигаемые жаждой к удовольствиям и блеску парижской жизни, рвущиеся на свободу из-под ферулы семьи, из тисков фабрики и мастерской. Луиза борется между привязанностью к строгим в правилах отцу и матери и любовью к поэту, который в ее глазах является освободителем, prince charmant*, выводящим красавицу из сонного царства на свободу, в этот блестящий заман-чивый Париж.

Париж имеет в опере Шарпантье мистическое значение, подобно тому как святой Грааль * в рыцарском цикле опер Вагнера *. Веселый Париж богемы остается победителем в борьбе разных групп пролетариата с бур-жуазией и между собой, он увлекает молоденьких работ-ниц в гризетки и выбрасывает их потом на улицу старыми тряпичницами, он окружает ореолом головы артистов предместья, а потом предоставляет им умирать, как нищим, подобно Верлену, Рембо и многим другим. Финалы эти знает всякий, но кто не надеется быть исключением из правила? И, наконец, жизнь мечте не указ.

В легкой форме шутки, иронии, даже дивертисмента, автор «Луизы» выражает серьезные мысли. Вот образ-чик одного уличного разговора — уличный философ говорит:

«Идеал рабочих — быть буржуа, желание буржуа — быть вельможами, мечта вельмож — быть артистами, меч-та артистов — быть богами».— «Будьте прежде людьми»,— возражает старый рабочий, отец Луизы, но его подымают на смех собравшиеся артисты: «Да здравст-вует рабочий! слава честному труженику!» — и взрывы смеха покрывают этот иронический возглас. «Вы нико-гда не будете для нас людьми»,— заключает рабочий.

В опере «Луиза» резко отмечен антагонизм богемы и рабочего пролетариата, тогда как до сих пор обращалось внимание только на антагонизм богемы с буржуазией, между тем этот класс или группа недаром назван «боге-мой» (цыганами), так как он занимает в больших городах именно то положение, которое занимают цыгане в деревне,— это настоящие declasses*, выбитые из колеи и не желающие, а часто и не способные вернуться в нее.

Новейшая драма затронула и этот тип настоящего цыгана в деревенской