Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

Если погода установится, дня через три какой-нибудь отважный гуцул переплывет реку и доставит почту. А, может быть, и раньше, ничего не известно. Если бы ты видела, какая оригинальная картина получается здесь в горах, во время дождя. Тучи плывут низко, цепляются за горы, сосновые (собственно еловые) леса, кажется, дымят. Точно горные потоки кипят и подымают облака пара. Вот туча закутала вершины, вот уже исчезла целая гора, наконец вся долина (котловина), как горшок до краев наполняется тучей, ничего не видно. Наконец из тучи показалась где-то вершина, плавающая в туче, как по морю. Я не раз испытывал такое чувство, точно вся Криворивня поднялась в небо и плывет среди туч, как аэроплан.

Красиво, но досадно. Ничего не делаю, по целым дням беседуем и шутим, благо товарищ у меня веселый 108.

Погода испортила все мои планы. Думал уехать в горы на работу, а теперь не уверен, удастся ли. Пробуду здесь еще 10 дней.

Голубка моя! Ты будешь дома 8, я тоже приблизительно приеду к тому времени, значит мы могли бы увидеться на обычном нашем месте 9 или 10-го в б1 /й. Я, кажется, в одном из писем нафантазировал, предлагая увидеться утром, забыв, что первые дни я буду еще ходить на службу, значит несвободен.

Чувствую себя недурно, здоров, злюсь только на погоду и тоскую по тебе, мое солнышко. Я очень рад, что тебе хорошо, что ты отдыхаешь, но все таки больше был обеспокоен твоими зубами, чем очаровательным дантистом.

Если не успею завтра сдать письма на почту, припишу еще. На всякий случай — целую крепко мою голубку, мое единственное и дорогое счастье. Так хочу тебя видеть, так мне плохо и одиноко без тебя. Не желал бы тебе такого состояния, в каком бываю без тебя.

Еще и еще целую, голубка моя!

Твой.

265.

27.VII. Криворівня.

Мой милый и дорогой Шурок!

Не писал я тебе 3 дня, был в горах, где нет почты. Не везло мне, все время дожди, горы покрыты тучами. Вчера возвратился и не мог даже переправиться через реку домой, и ночевал у священника. Сегодня мне принесли твои письма. Выходит, что это мое последнее письмо, после. 27 просишь не писать тебе. От тебя жду еще одного, тоже последнего, письма. Голубка, напрасно ты беспокоишься. Я все куплю, привезу в Киев и отошлю посылкой на твое имя. Возвратившись в Чернигов, ты получишь посылку.

Увидимся, как ты того желаешь, 11-го в 7 часов, а если не удастся, то на следующий день в (7) и т. д., пока не увидимся. Я выеду отсюда 1-го, а приеду домой 6 или 7. Дело в том" что пока доберусь до Львова, придется быть в дороге дня два, придется ночевать. Дороги так испорчены наводнением, что сообщение по обычной дороге совершенно прервано на 2 месяца и мне придется ехать простым возом, верхом и автомобилем, пока доберусь до железнодорожной станции. Начал писать тебе это письмо в Криворивне, а заканчиваю его в м. Жабе., куда должен был поехать за покупками. Вообще— жизнь здесь настолько своеобразна, дика, лишена нашей культуры, что ты и представить себе не можешь. Иногда нечего бывает есть, живешь на картофеле и молоке. Однако я здоров, сердце молчит, усталости нет. В Крутах мы не увидимся потому, что моя дорога лежит на Киев, оттуда поеду пароходом. Если бы знал, что наверное встречусь, поехал бы из Киева на Круты, но уверенности нет—значит рисковать и утомляться не следует.

Очень жалею, что погода мешала мне собрать столько материала, сколько хотелось, но что делать.

Радуюсь, что скоро возвращаюсь и увижу тебя, и поцелую тебя и прижму к сердцу, бьющемуся только для тебя, живущему только тобой. Я так часто думаю о тебе, что не бывает ночи, когда бы ты не снилась мне и во сне я так часто ласкаю тебя, что проснувшись чувствую на губах вкус поцелуев.

Поправилась ли ты, отдохнула ли порядком? У меня сердце болело смотреть, как ты переутомляешься, как ты худеешь и теряешь жизнерадостность.

До скорого свидания, сердце мое любимое, мое счастье,

радость жизни моей. ( )

Твой.

266.

16.ІХ р.

Не сердись на меня, детка, за короткое письмо. Здесь я так атакован, что, буквально, нет у меня свободной минуты. Пишу тебе этих несколько слов, чтобы хоть поцеловать крепко и сказать, что я все думаю о тебе, даже среди суеты, что я всегда и везде полон тобой. Ты, конечно, знаешь это и без слов, новее же мне хочется говорить тебе самые теплые, самые сердечные слова, какие находятся у меня в глубине сердца.

Не знаю даже, как себя чувствую, кажется недурно, настолько мало у меня времени, настолько много всяких впечатлений. Радуюсь, что скоро увижу тебя, мое счастье, а ты расскажешь мне, что было с тобой, что ты за это время пережила и передумала. Пока ■—целую и обнимаю без счету — и люблю, как любил, если не больше.

У меня в груди неиссякаемый родник чувства—и это доставляет мне болмиое счастье. Будь здорова, голубка. Еще целую.

Твой.

267.

12.ХІ 1911. Львов к*.

Наконец, дорогая моя, могу писать тебе. Выехал я 8-го во вторник, но после нашего свидания совсем не выходил, чувствовал себя плохо и кашлял, значит, если бы мы даже условились увидаться, едва ли я смог бы придти на свидание. За это время я успел уже поправиться и сейчас чувствую себя недурно. Правда, в Киеве утомили меня люди, обеды, встречи и театр, зато я поумнел и здесь сижу incognito, без людей, значит спокойно. За окном бушует буря, дождь идет уже двое суток беспрерывно, а я веду тихие беседы со своими приятелями и не показываюсь в обществе. Завтра утром уезжаю в Вену и к вечеру буду уже там. Остановка в Вене будет непродолжительна, всего один день и две ночи, а следующую остановку сделаю в Венеции, во Флоренции и в Риме. Со всех этих городов буду писать тебе, а тем временем пиши мне по следующему адресу: Италия Italia, Capri (presso Napoli). Ferma in posta. M. Coziubinschi.

Смотри же, голубка моя, не забывай меня, пиши чаще, помни, что я скучаю по тебе и все время буду скучать. Не описываю тебе сегодня своих впечатлений, так как их очень мало и незначительны они, потом, надеюсь, будешь получать более содержательные письма. Вообще дорога — самый неблагоприятный период нашей разлуки. Я все стремлюсь вперед, меньше обращаю внимания на окружающее, да, сказать правду, и нет возможности за такое короткое время. Хочется поскорее доехать и сесть за работу, которая становится все более и более привлекательной для меня, хочется работать— а все остальное (путешествие и внешние впечатления) только придаток.

Все время я вспоминаю тебя и проверяю свои чувства к тебе, все мне хочется знать, насколько сильна моя любовь и всякий раз прихожу к заключению (собственно чувствую), что люблю тебя сильно и безгранично, что моя привязанность, быть может, даже прочнее теперь, чем в первый период нашей любви. Однако, боюсь распространяться на эту тему, чтобы вновь не заслужить упрека, что я только и пишу тебе о своем чувстве.^^ ^

А, все таки, трудно мне скрыть, насколько тяжело мне без тебя и как живо чувствую я одиночество.

Конечно, постараюсь, насколько удастся, подавить это чувство, развлечься и хочу просить тебя не скучать без меня и не беспокоиться мною. Прошу только, пиши почаще. До следующего письма, моя милая. Целую тебя крепко. Любящий тебя всем сердцем.

Твой.

268.

16.ХІ 911. Венеция.

Дорогой Шурок! Из Вены так и не удалось мне написать тебе. Был там всего один день и две ночи, захватался, торопился, покупал пальто — и сам не знаю, как ушел день, даже совестно, что растерял время. Вчера выехал из Вены утром через Земеринг в Венецию. Если бы ты могла представить себе, какая это чудная дорога! Все время в горах, верхушки которых покрыты снегом и ослепительно блестят на солнце (день был прекрасный, светлый и теплый); масса зелени, ярких лугов альпийских, хвойных лесов, а покрасневшие лиственные деревья горят, как кораллы. Везде шумят зеленые реки, пенятся потоки и водопады, а в вагоне докучно трещит немецкий язык, которого я не понимаю. Единственные мои разговоры — с кондукторами, да и те по необходимости кратки; впрочем, некогда заниматься людьми, природа приковывает внимание и я весь день у окна. Наконец — Понтэба, и мы въезжаем в милую Италию. Тут я первому встречному пассажиру радостно кричу; добрый вечер, сударьі и мы увлекаемся разговорами. Однако теперь разговоры с итальянцами однообразны и мало интересны—все приходится говорить о войне с турками, а это меня не так уж сильно задевает. В 11 часов ночи приехали в Венецию. Небо мрачно, все в тучах, туман и сыро. Дует сирокко, а тогда нет ничего сухого, все влажно, воздух, люди, улицы, табак, простыни и т. д. Сажусь с вокзала в гондолу и маленькими каналами отправляюсь в готель Luna, прекрасный готель, устроенный с большим шиком. Черная вода плещет в гондолу и сырость вызывает кашель. Ложусь во влажную постель (сухих нет во всем городе). Сегодня все серо и неинтересно. Проблуждал весь день по городу" но было скучновато без солнца. Если бы ты. мое солнышко, была со мной, мне везде было бы хорошо.

Сегодня в 11 часов ночи уезжаю прямо в Рим. Не хочу останавливаться по дороге, все же здесь не юг, хотя не холодно, 10 —11°, розы и др. цветы цветут и люди носят их. Даже я соблазнился и хожу в твою честь с гвоздикой. В Риме пробуду дня 2 и оттуда напишу тебе. Ожидаю твоих писем на Капри, где буду около 20. Я, моя детка, здоров, хоть кашляю, но это не трудно при сырости. Как же ты себя чувствуешь здорова ли, что делаешь, вспоминаешь ли меня? Люблю тебя милая, крепко и целую. Пиши на Капри. Italia Италия Capri (presso Napoli) .Ferma in posta. M. Coziubinschl.

Целую еще.

Твой.

ічХі $1.1 Рим.

Дорогой мой Шурок! Целую тебя, сердце!

Ты уже, вероятно, получила мое письмо из Венеции.

Вчера приехал в Рим, а завтра буду на месте вечером. Изму-

чила меня дорога, особенно бессонная ночь по дороге в Рим,

но все же много было приятного. Чем ближе к Риму, тем

больше оживает природа. Сначала все еще напоминает осень,

а дальше постепенно превращается почти в лето. Пожелтевшие

листья сменяются зеленью, порой такой свежей, как у нас

в августе. Огороды еще не убраны, косят траву, везде цветут

розы, гвоздики и др. цветы, не только в цветниках, а и на

лугах. В Риме уже так тепло, что никто не ходит в пальто

и только я составляю исключение. Вчера с трех часов блу-

ждал я по паркам и остался очень доволен.