Українське письменство - Микола Зеров

В заключение о книгах: Ucrainica стоит у меня на разных полках.

На полке № 1 внизу журналы: «Книгар», «Бібліологічні вісті», «Життя й революція», на полке № 4 — беллетристика, на полке № 3 и 4 вся надстройка, и в застекленном шкафике — периодика. Когда нужно будет, возьмете себе шкафик и поместите в него все самое важное. Полки у меня не имеют задних стенок и, пожалуй, Вам не пригодятся. Шкафик неглубок, два ряда книг в нем не поместится. Если Соня будет выбираться, можно будет этот шкафик обменять на другой, более глубокий, и тогда, в два ряда его набивши, можно поместить в него половину моей украиники.

Пока мне бы хотелось, чтобы Вы побывали у Сони, посмотрели книги и написали Ваше впечатление. Я тогда сообщу Вам конкретно, что я сам считаю наиболее нужным мне для дальнейшей работы и подлежащим сохранению.

Думаю, списаться можно будет со всеми подробностями.

Покамест просьба не отстраняться от Сонечки, поддерживать с ней связь. Буду очень благодарен. За английским языком Вашим, т. е. за успехами я слежу: Пивоновская великолепная преподавательница для начинающих. Она хорошо дает основы.

Пишите же.

                                                                        Ваш М. З.

На моем письменном столе лежит № 1 «Культуры и пропаганды». Если не трудно, возьмите этот № и отдайте его в отдел периодики. Буду очень благодарен.

[Березень 1935]                                                   Ваш М. З.

Дорогая Тамара Григорьевна,

Получили ли Вы мое письмо, посланное Вам вскоре после возвращения моего в Москву?

Я там просил Вас взять у кассира мои облигации (записка к кассиру была приложена) и, буде найдется у Вас время, переговорите с Пархоменко о возвращении Сонечке денег за недоставленные мне дрова (письмо Пархоменко было приложено).

Отсутствие сведений от Вас и вообще большой перерыв в переписке очень меня тревожит, тем более, что положение мое в Москве стало чрезвычайно тягостным и неприятным — затягиваются вопросы жилищные, есть неясности по денежной части, затруднения бытового характера. Не хочу писать подробно, чтобы не расстраиваться, т. к. нервы мои то напряжены, то в сильнейшей депрессии. Подавленные настроения бывают главным образом по утрам и достигают такой высоты или, вернее, таких низов, что прямо хоть вешайся. По вечерам часто настроения подымаются, и только-только выпью я чаю, мало-мальски не слабого, я уже не сплю, либо с ночи, либо утром часов с 5–6.

А тут подошли еще трудные дни (двадцатые числа), тяжелые по октябрьским и ноябрьским воспоминаниям, и я (не будь двух-трех хороших людей, принимающих во мне участие по человеколюбию) не раз побывал бы «на дне отчаяния».

Вот поэтому так горько мне не иметь от Вас никаких вестей, никаких справок и писем.

Я написал Соне — не знает ли она, что с Вами, но Соня не отвечает мне: вообще она пишет о том, что попадает в поле ее зрения, не отыскивая материала, не подготовляя вопросов исподволь, — видимо, нервная ее система не выносит сложных припоминаний — что и когда надо сделать.

Отсюда просьба к Вам, больше даже, чем просьба, мольба слезная не оставлять меня своим вниманием и письмами.

Пишите, дорогая, — иначе, ей-ей, пропаду я здесь.

27. III. 1935                                                            Ваш М.

Пишите по адресу: Москва 9, Станкевича 17, 9, Ульяне Александровне, для Н. К.

Дорогая Тамара Григорьевна,

Спасибо за письмо и за разрешенные сомнения. Мое письмо, посланное вчера, отменяется. Как жаль, что нет Пархоменко, он знал, в чем дело, ему не надо было рассказывать. Всякому новому лицу придется рассказывать все с самого начала. Может быть, поможет Латышева, я когда-то вкратце сообщил, что произошло, — но не уверен, разобрала ли она, в чем дело и с чего надо его распутывать, и, во-вторых, если она и разобрала, то помнит ли до сих пор. Какие мерзавцы все-таки эти месткомщики. Ведь все дело-то в том, чтобы взять со счета «Київпалива» не использованные деньги, посмотреть, сколько с меня было вычтено, и возвратить мне через культурно-побутовий сектор, согласно моему заявлению (я его подавал Пархоменко дважды). Мерзавцы водят меня полтора года, если не больше!