Тарас Шевченко та його доба. Том 1 - Рем Георгійович Симоненко

Промчалося законной чередой;

А он не дождался минуты сладкой:

Под бедною походною палаткой

Болезнь его сразила, и с собой

В могилу он унёс летучий рой

Ещё незрелых, тёмных вдохновений,

Обманутых надежд и горьких сожалений…

2

Он был рождён для них, для тех надежд

Поэзии и счастья… но, безумный —

Из детских рано вырвался одежд

И сердце бросил в море жизни шумной,

И свет не пощадил – и Бог не спас!

Но до конца среди волнений трудных,

В толпе людской и средь пустынь безлюдных

В нём тихий пламень чувства не угас:

Он сохранил и блеск лазурных глаз,

И звонкий детский смех, и речь живую,

И веру гордую в людей и жизнь иную.

3

Но он погиб далёко от друзей…

Мир сердцу твоему, мой милый Саша!

Покрытое землёй чужих полей,

Пусть тихо спит оно, как дружба наша

В немом кладбище памяти моей.

Ты умер, как и многие – без шума,

Но с твёрдостью. Таинственная дума

Ещё блуждала на челе твоём,

Когда глаза закрылись вечным сном;

И то, что ты сказал перед кончиной,

Из слушавших тебя не понял ни единый…

4

И было ль то привет стране родной,

Названье ли оставленного друга,

Или тоска по жизни молодой,

Иль просто крик последнего недуга,

Кто скажет нам?.. Твоих последних слов

Глубокое и горькое значенье

Потеряно… Дела твои, и мненья,

И думы – всё исчезло без следов,

Как лёгкий пар вечерних облаков:

Едва блеснут, их ветер вновь уносит…

Куда они, зачем? откуда? – кто их спросит…

5

И после их на небе нет следа,

Как от любви ребёнка безнадежной,

Как от мечты, которой никогда

Он не вверял заботам дружбы нежной!..

Что за нужда?.. Пускай забудет свет

Столь чуждое ему существованье:

Зачем тебе венцы его вниманья

И тернии пустых его клевет?

Ты не служил ему, ты с юных лет

Коварные его отвергнул цепи:

Любил ты моря шум, молчанье синей степи —

6

И мрачных гор зубчатые хребты

И вкруг твоей могилы неизвестной

Всё, чем при жизни радовался ты,

Судьба соединила так чудесно:

Немая степь синеет, и венцом

Серебряным Кавказ её объемлет;

Над морем он, нахмурясь, тихо дремлет,

Как великан, склонившись над щитом,

Рассказам волн кочующих внимая,

А море Чёрное шумит не умолкая145.

Також гаряче й одверто йдеться про жорстоке гноблення народу у вірші, автором якого вважається відомий поет В. С. Курочкін:

Долго нас помещики душили,

Становые били,

И привыкли всякому злодею

Подставлять мы шею.

В страхе нас квартальные держали,

Немцы муштровали.

Что тут делать, долго ль до напасти —

Покоримся власти?

Мироеды тем и пробавлялись,

Над нами ломались,

Мы-де глупы, как овечье стадо —

Стричь и брить нас надо.

Про царей паны твердили миру, —

Спьяна или с жиру, —

Сам-де Бог помазал их елеем,

Как же пикнуть смеем!

Суд Шемякин – до Бога высоко,

До царя далеко:

Царь сидит там в Питере, не слышит,

Знай, указы пишет.

И указ как бисером нанизан,

Не про нас лишь писан;

Так и этак его читаешь —

Всё не понимаешь.

Каждый бунтарь звал себя с нахальством, —

Малым начальством.

Знать, и этих, Господи Ты Боже,

Мазал маслом тоже.

Кто слыхал о 25 годе

В крещёном народе?

Когда б мы тогда не глупы были,

Давно б не тужили.

Поднялись в то время на злодеев:

Кондратий Рылеев,

Да полковник Пестель, да иные

Бояре честные.

Не сумели в те поры мы смело

Отстоять их дело.

И сложили головы за братий

Пестель да Кондратий.

Не найдётся, что ль, у нас инова

Друга Пугачёва.

Чтобы крепкой грудью стал он смело

За святое дело!

1861146.

ПИСЬМЕННИКИ Й ЛІТЕРАТУРОЗНАВЦІ ПРО ШЕВЧЕНКА

А. В. Луначарський про творчість Т. Г. Шевченка

«Любой стране, любой нации, – зазначав сто років тому – у 1911 р. Анатолій Васильович Луначарський, – нет славы большей, как создать нечто для всего человечества. Благодаря Шевченко сокровища украинской души, словно полноводная река, влились в общий поток человеческой культуры, волнами плывущий навстречу будущему»147.

«Говоря об украинской литературе, – відзначав цей глибокий знавець вітчизняної та світової культури, – прежде всего вспоминаешь настоящего великомученика, человека, который непосредственно представлял собой крестьянские массы и в буквальном смысле слова был замучен, – Тараса Шевченко. Можно только удивляться тому, что при такой судьбе он смог сделаться одним из мировых поэтов»148.

Згадуючи найвеличніші постаті світового письменства, ерудований дослідник та визнаний організатор літературного процесу наголошував: «Под народом разумеются люди необразованные, задавленные трудом и бедностью. Им, конечно, – хотя это несправедливо и грустно, – чрезвычайно трудно подняться до какой-нибудь тонкой литературной работы. Но в этом народе бывают высокоталантливые люди. Вспомните Ломоносова, Кольцова, Шевченко. Эти талантливые люди иногда становятся писателями, очень недюжинными… Если говорить о писателях из народа до чрезвычайности талантливых, вроде Шевченко, то в общем тип писателей из народа – интересный, самобытный. Такой человек может рассказать кое-что, что он видел там, в низах, и что не очень хорошо видно сверху… В те времена, когда народ был глухо запаян в своём трудовом гробу, писатель из народа – это был пришелец из мира истинного горя, истинного гнева, истинного будущего, которое там готовилось.

Разумеется, писателю из народа было трудно подняться, разумеется, нужны были огромные способности, чтобы такой писатель стал большим. Но раз он уже становился большим, то значение его приобретало уже контуры колоссальности.

Я не скажу, чтобы Горький был, например, талантливее Шевченко. Кто знает? Шевченко тоже был гениальный человек, но обо многом он писать не смел, многое затоптали в нём, в сущности, и его самого замучили, не давши ему и наполовину раскрыть свои богатырские, радужные крылья»149.

Максим Горький про Шевченка

Сам Олексій Максимович Горький все своє свідоме життя любив та шанував Тараса Григоровича. 29 березня 1933 р. в листі з Сорренто до призабутого сьогодні дослідника української літератури І. Ф. Єрофєєва150 він писав: «Впервые я читал Шевченко ещё юношей, в Казани, в конце 80-х годов. Тогда ходили по рукам сборники запрещённых цензурой стихов – рукописные. Помню, что мне очень понравилось четверостишие «И день иде, и ничь иде», а также «Катерина». Затем летом 97 и 8-го гг., живя в Мануйловке, Кременчугского уезда, я читал Шевченко на украинском языке крестьянам; книжка дана была мне учителем Самойленко – кажется, львовское издание. Стихи