Фольклорно-етнографічні нариси та статті - Свидницький А. П.

нам к народному языку и остановить внимание на слове гій (и гой - то же самое, только новейшей формации). Склоняется это слово: гоя, гоєві (гоеви) и т. д., «і» переходит в «о». В настоящее время чаще употребляется гой. «Який же гой»,- говорят простаку, или: «Іди сюди, гою!» - говорят тому, кто боится подступить; вообще гой значит почти то же, что бевзь, на Подолии неупотребляемое. Слово гій употребляется только в следующих выражениях: «гій на тебе!», «гій на твою голову!» Эти выражения - оскорбительны, и младший старшему не говорит «гій» и пр. В большей части случаев к той и другой фразе прибавляется еще - скаже́ний 77 или навісни́й. Смягченный смысл той и другой фразы можно выразить словом схаменись или [в]гамуйся - опомнись, не сумасшествуй. Употребительна также и следующая фраза... нема гоя в голові - то же, что по-польски: on ma fixa w glowie. Как бы то ни было, но словом гой, гій выражают больного, положим, что и душевно. Нельзя ли думать, что того же гоя посылали и на раны, чтоб загоїв,- как посылают его на головы сумасшествующих? Если это так, то очевидно, что слово гоїтись и хвостом не обернулось до гаївок и гаю. Если и носили больных в гай, если и теперь носят, то это едва ли значит, что больных исцеляет гай; но, вероятно, дух, обитающий в гаю, имел такую силу. Если допустим, что слово гой, гій дало начало слову гоїти, гоїтись, а это, кажется, несомненно, то можно допустить, что такой исцелитель был гой или гій, но не гай. Мысль о пребывании духа-исцелителя в гаях могло породить и то обстоятельство, что целебные травы растут преимущественно в гаях; но кто же сеял эти травы, если не сам исцелитель?

Далее (стр. 45) г. Шейковский говорит: «О сходстве наших гаивок с южнорусскими веснянками... и говорить нечего...» С словом наших мы соединяем ту мысль, что он говорит от лица подолян, но кого же разуметь под южнорусами? ужели Подолье не относится к Южной Руси?.. Подолье ведь южнее Киева, а в Киеве поются веснянки. Но подоляне не белорусы, и не поляки, а те же украинцы, что и в Гетманщине, и в Запорожье, и в собственной Украине, все они называются южнорусами... Куда же относит г. Шейковский подолян?

В описании гаивок г. Шейковский мало или вовсе не дает понятия об обрядовой стороне некоторых гаивок. Возьмем, напр., 12-ю: кривий танець. Все, что г. Шейковский говорит об этой гаивке, состоит в следующем: «Это гаивка одноключевая и самая известная, так что вошла даже в пословицу» (стр. 28). Между тем, по своей оригинальности, кривий танець имеет право на подробное описание. Из всех гаивок только эта нуждается в городке, и играющие дивчата (иногда участвуют и молоденькие женщины) прежде всего устрояют городок, обозначая его тремя камнями или тремя колышками. Если проведем прямые линии от одного камня к другому и третьему, то получим тупой угол. Длина сторон его зависит от числа играющих. Потом играющие берутся за руки, составляют цельный ключ и ходят возле этого городка, припевая:

 

А в кривого танця и пр...

 

Не могу оставить без внимания еще того, что г. Шейковский относит гаивки к двум культам, именно: к эпохе «боготворения лесов и рощей» (стр. 41) и видит в них «следы некромантического культа» 78 (42). С мнением о некромантизме в гаивках мы решительно не согласны. Не касаясь мнения о сходстве гаивок с росалками, мы скажем, что доказательством некромантизма в гаивках не может служить то, что они «отправляются только на цвинтаре».

Словом цвинтар на Подолии означают место в церковной ограде и кладбище. Православные кладбища у подолян заведены отдельно от цвинтаря сравнительно в недавнее время; до тех же пор подоляне погребали своих мертвецов в церковной ограде - на цви́нтарі. Но не исключительно «на цвинтарі», а иногда в церкви, иногда в саду, под любимым деревом, иногда и просто на поле. Такие могилы в некоторых местах можно видеть и теперь, равным образом как в большей части сел нет старых кладбищ, а только новые; что, очевидно, доказывает недавность обычая хоронить покойников на кладбище. Но это ничего не говорит в пользу некромантизма, так как название кладбища цвинтарем произошло случайно, а для означения места погребения умерших существуют ему только свойственные имена,- именно: мо́гилки, гробки́; жидівське окопище или окописько, турецьке кладовище или кладовисько. Употребляется еще - гробовище для означения православного кладбища - и самое слово кла́дбище. Если бы цвинтаре́м называлось место погребения правильно, то всякое место, на котором погребают или погребали, носило бы такое же название, чего мы не видим. Но ни одним из имен, присвоенных кладбищам, не называется цвинтар, напротив, очень часто можно слышать, что в давнину гробови́ще (и т. п.) було на цви́нтарі. Такое разделение имен указывает и различия понятий, ими выражаемых. Следовательно, повторим, слово цвинтар ничего не говорит в пользу некромантизма.

Как не говорит в пользу некромантизма слово, так не говорит в пользу его и место. Хотя гаивки поются только в церковной ограде, где погребались мертвые тела, но не это сзывало на цвинтар петь гаивки,- праздновать великдень. Если бы мы имели возможность узнать, рассмотреть празднование великодня в ту пору, когда еще мертвых не погребали на цвинтарі, т. е. в церковной ограде,- то нет сомнения, что увидели бы гаивки в числе празднований, так как великдень есть праздник весны. Что же тогда сзывало на цвинтар? Весна, мы