Фольклорно-етнографічні нариси та статті - Свидницький А. П.
Ані виглянути!
Быть может, это - затворничество женщин или последствие ревности. В этом случае:
Заїньку! обернися,
Кого любиш, обіймися -
будет наставлением презирать свое неприятное положение и жить по влечению любви. Но, вероятнее, здесь представлена обыкновенная дивчина, влюбленная; она тужит, что не имеет возможности ні вискочити до милого, ані виглянути; а не видит, что милый тут же, что стоит только обернутись, чтобы обнятись. Поэтому только эта гаивка относится к первому отделу.
Первый стих: «Заїньку! за головоньку!..» - выражение самой сильной печали, величайшего горя. Когда поют его, это еще разительнее, вы видите, что заїнько хватается обеими руками за голову, на ваше ожидание раздается вольным crescendo каждый стих:
Ані тобі, заїньку,
Ані вискочити;
Ані тобі, заїньку,
Ані виглянути!
Неоценимая свобода! о тебе так горюют.
Ой ти, зайчику-бідолайчику!
Та поплинь-поплинь по Дунайчику.
Розчеши русу косу,
Пригладь чорні брови;
Возьмися попід пашки,
Шукай собі товаришки.
9. «Шум» (стр. 21)
В этой гаивке представлено положение девушки, мать которой пьянствует: дочці шуба треба, а мать, «що наловила (риби), то й пропила» и только утешает дочку обещаниями:
«Почка́й,- говорит,- доню, до суботи, буде шуба і чоботи».
Субота минає,
А чобіт немає.
«Почкай,- говорит,- доню, до вівтірка - буде і шуба і сібірка».
Мне как будто помнится еще двустишие из этой гаивки:
Минув вівторок,
Мине і сорок...
Эту гаивку мы отнесем тоже к первому отделу. Слово «Шум» может быть прозвищем гультяя, который
...не робе, тільки п’є,
Прийде додому - жінку б’є.
Пьяные подымают шум в семье. Есть стих в народной песне: «Ой у шума зеленая шуба». Шубы, покрытые сукном или чем-либо другим зеленого цвета, и теперь можно видеть на стариках-мещанах и шляхтичках.
От одной гаивки, не знаю под каким именем она известна, у меня осталось в памяти следующее двустишие:
Ой дівки, як квітки!
Женітеся, парубки!..
На рубеже между первым и вторым отделом стоит гаивка «Жельман».
Об этой гаивке г. Шейковский говорит: «Предание гласит, что во время унии Жельман - жид - взял в арендное владение церкви. Когда он на великдень не хотел отворить их, его стали упрашивать, и будто бы с тех пор сохранилась песня» (стр. 34-35). Не может статься, чтобы подоляне, между которыми разыгрались две последние драмы нашей истории - різанина (харківщина) и колівщина (коліївщина), стали воспевать орендаря - и еще возле церкви и на великдень. Здесь две невозможности: украинская - народная и религиозная. Жельман был не еврей, а кто-то другой. Не укажет ли нам этого сама гаивка?
«Жельман» - гаївка двухключевая: один ключ сидит, накрывши чем попало одну дівчину, которая лежит или наклонится к земле; другой подходит к нему и начинает петь. Г. Шейковский говорит, что сидящий ключ представляет собою семейство Жельмана, а девушка, «у которой закрывают лицо (не лицо) платком, представляет собою панну Жельман» (стр. 35). Это объяснение не может быть принято даже и тогда, если согласиться, что эта гаивка относится к временам унии, потому что: 1) В таком случае, для чего панне прятаться? 2) Если бы девушка представляла собою дочь Жельмана, то звалась бы Жельманівна, а не панна Жельман. Такое выражение совершенно не в духе украинского языка. 3) Если бы Жельман был еврей, то звался бы Зельман, а не Жельман. Итак - Жельман не еврей, а девушка и пр.- не его дочь и не еврейка.
Но кто же они?
Известно, что хороводы представляют начала сценического искусства; потому и в «Жельмане» первый ключ играет одну роль, а второй другую. Первый ключ приветствует (напишем так, как в «Быте подолян»):
Помагай біг, Жельман,
Помагай біг, його брат,
Помагай біг, Жельманова,
І братова і вся Жельманова родина.
Второй ключ отвечает на это приветствие:
Богдай здоров, Жельман,
Богдай здоров, його брат,
Богдай здоров, Жельманова
І братова з вшистков 84 родинов.
И затем спрашивает:
За чим, за чим Жельман?
За чим, за чим, Жельманова?
За чим, за чим и пр.
По месту знаков препинания должно заключать, что г. Шейковский принимал звательный падеж всех следующих слов: Жельман, його брат, Жельманова і братова і вся родина. Но это не звательный падеж и по форме, и по смыслу.
На вопрос сидящего ключа: «За чим, за чим» и пр. пришедший отвечает: «За панною». Спросим еще от себя: Кто пришел за панною? На наш вопрос отвечает сам пришедший ключ. Он поет:
За панною Же́льман,
За панною его брат,
За панною Жельманова (а не Жельмановы).
І братова́ (а не братовы) з вшистков родинов. 85
Итак, Жельман был в приходящем ключе не один, но и Жельмано́ва, его жена, и пр. Если же приходил Жельман и Жельманова и пр., то есть если первый ключ играл роль Жельмана и пр., что очевидно, то он, приветствуя сидящих, не мог видеть в них себя, а потому и в его речи надо видеть не обращение, выражаемое звательным падежом, но простое повествование. 86 Сценическое искусство здесь еще в младенчестве: