Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

Люблю тебя, мое счастье, моя голубка нежная. До свидания.

Целую.

Твой.

11 октября. [1903 р., Чернігів.]

Моя дорогая. Ты сегодня получишь дома письмо от меня по почте. Что с тобой было? Здорова ли ты? Я хотел бы хоть на минутку видеть тебя сегодня, возле памятника Александра III (сзади памятника), в 6 часов. Если тебе нельзя сегодня-—как-нибудь дай знать. Сегодня мы условились бы, когда увидимся и где. Я здоров.

Целую тебя крепко.

Твой.

190.

20.ХІІ [1903 р., Київ.]

Поздравляю тебя, моя дорогая, моя любимая с праздниками, обнимаю и целую горячо и желаю от всего моего сердца (которое стало твоим) возможно больше счастья. Живу надеждой еще раз передать тебе свои пожелания вместе с поцелуем при свидании в понедельник. Так коротко было последнее свидание наше, так хотелось и хочется все время быть ближе к тебе, как будто твои ласки и поцелуи вызвали у меня жажду, которую только ты и можешь утолить. Хочу видеть твое милое, дорогое лицо, хочу читать твои глаза и пить твои поцелуи. Как много доброго, успокаивающего в пожатии твоей руки, как хорошо мне, когда слышу твой голос, как я счастлив и горд, что ты моя. Ты мое счастье, любимая, и без тебя холодно, серо, тоскливо и неинтересно.

Думаю о тебе и хочется мне, чтобы тебе всегда было хорошо, чтобы ты весело провела праздники, чтобы была здорова и весела. А я все еще не могу поправиться. В дороге очень нездоровилось мне, вчера весь день тоже и только сегодня чувствую себя лучше. Правда, мне не дают замечать моего недомоганья, т. к. я окружен такою массою интересных, чем-нибудь выдающихся людей, что, буквально, мне не дают передышки. В общем — я доволен, это освежает, укрепляет интерес к жизни. Сегодня предстоит опять беспрерывная вереница свиданий, встреч, разговоров и, хотя сейчас только одиннадцать часов и я только что встал, надо ехать, ожидают. А, все таки, я с удовольствием пишу тебе эти несколько слов и кажется мне, что я вижу твои глаза и твою улыбку. Это меня ободряет. До свидания, сердце мое, голубка моя милая. Подставь свои губки, глазки и чело. Дай твои ручки — целую их. Люблю тебя, не забывай меня и люби. До свидания в понедельник, а если что помешает — на следующий день, еще на след. и т. д. Обнимаю.

Твои.

ЧГЧ ♦ 191.

19.У 909. Львов. 58

Милая, дорогая детка моя! Все время мучила меня невозможность увидеть тебя еще хоть перед отъездом: я простудился, схватил бронхит, а холодная погода держала меня в комнате. Теперь, когда мы далеко друг од друга, будем утешать себя и поддерживать хотя перепиской. По крайней мере я нуждаюсь в такой поддержке. Сегодня уже третий день, как я заграницей, и эти дни, как и все время, пока я не выеду из Австрии, наиболее утомительны. Дело в том, что я, к сожалению, пользуюсь здесь большою известностью и со мною так возятся, меня все время окружает такая масса народу, что я смущен и утомлен. Тем не менее, чувствую себя не очень плохо (физически), вероятно потому, что некогда обращать на себя внимание и если ты прочитала в прошлом субботнем №

"Киевской мысли заметку о моей болезни, то не смущайся, так как репортер преувеличил (постарался). Пока не приеду на место, буду писать тебе коротко, ты уже примирись с этим и не сердись. За то с места буду писать часто и больше. Не могу еще дать тебе своего адреса, а, между тем, так хочется мне иметь от тебя, мое солнышко, хоть словечко: оно подбодрило бы меня, связало бы прерванную нить.

А ты, голубка моя, пиши мне обо всем, наиболее, конечно, о себе и не забывая даже мелочей, т. к. они мне дополнят представление о твоей жизни.

Хотел бы кое-что описать тебе из своих впечатлений и наблюдений, а, между тем, в соседней комнате уже ждут меня (собственно ты заставляешь ждать их, т. к. я не могу же бросить письмо, сердце мое милое).

А все таки должен. Целую, целую и обнимаю тебя, моя

милая, любимая, желанная. Не забывай. Люблю.

Твой.

23. V 909. Вена.

Дорогая, милая детка! Опять пишу тебе коротко: решительно не дают мне никакой возможности сосредоточиться и уединиться. Вчера и сегодня я окружен массою людей; послы Венского Парламента чествуют меня обедом — словом, чувствую себя неловко и утомляюсь. Думал завтра ехать в Италию, но настолько устал, что пробуду здесь еще один день. Завтра предстоит опять обед, который устраивают для меня немецкие журналисты. Моя книжка на немецком языке*'3 создала мне известность среди немцев, появилось много рецензий и статей.

А знаешь, голубка, с каким бы удовольствием все это я променял бы на один твой поцелуй, на одно пожатие твоей руки. Лучшие минуты моего путешествия — когда я могу думать о тебе. Радует меня, что послезавтра я буду уже один, с моими мыслями о тебе. Как-то ты теперь поживаешь, думаешь ли обо мне, любишь ли меня? (Такое перо, что едва ли прочитаешь мое письмо). Целую тебя, мое сердце, люблю и обнимаю.

По дороге из Львова в Вену я заезжал в Краков. Везде возятся со мною так, что если бы у меня было самомнение, я мог бы возгордиться.

Не скрываю, что мне приятно такое внимание ко мне, но оно меня настолько волнует и утомляет, что я почти НС сплю. Тем не менее, нервный подъем велик настолько, что чувствую себя не плохо, могу много говорить (приходится) и хорошо ходить.

Жду нс дождусь, когда наконец приеду на место и смогу сообщить свой адрес тебе.

Опять мешают. Прощаюсь. Целую крепко, люблю еще крепче. Дай губки.

Твой.

193.

Вена, 24Л' 00'.".

Дорогая Шурочка, имею свободных 15 минут и пользуюсь ими, чтобы написать тебе хоть несколько слов. Прежде всего, целую. Тебя, вероятно, интересует, как я себя чувствую. Сегодня — отлично, выспался и бодр. Это первый раз после выезда. Вечер провел довольно "безумно", на Пратере (парк на несколько верст с развлечениями для народа), катался на американских горках, — даже дыхание захватывало, а женщины визжали невероятно. Поднимался на колесе высоко над городом, был на грандиозном балу венской прислуги и венских подонков (очень интересно) и вообще провел вечер очень интересно.

Сегодня зато отдыхаю — вот только обед с журналистами утомит меня. Завтра утром выеду в Венецию и напишу тебе оттуда. Выбрал я дорогу чрез Земеринг — чудесные виды, которых я еще не знаю— В Венеции, Флоренции, Риме и Неаполе остановлюсь, чтобы отдохнуть и освежить впечатления. На Капри приеду, вероятно, к 1-му июня и оттуда буду писать тебе чаще и больше, а теперь прости за краткость и бессвязность, часто невольную. Посылаю тебе 3-е письмо, а ты должна не лениться и сразу написать мне много.

Быть может, тебя что-нибудь интересует, ставь тогда вопросы, буду отвечать. Как твое здоровье, нервы, хорошо ли проводишь время? У меня все время перед глазами ты на последнем свидании нашем. Чувствую твое объятие, вкус поцелуя. Голубка, люблю тебя бесконечно. Моя ты.

Звонок. Гости. Прерываю, целую и обнимаю. Люби меня.

Твой.

£3 мая 1009. Венеция.

Пишу тебе, дорогой Шурок, на площади Св. Марка. Вчера выехал из Вены. Целый день ехал чудной, новой для меня дорогой, через Земеринг. Такая красота —горы с снежными вср-шиками, что трудно описать. Приехал вчера вечером, 11 '/2 ч., выспался и сегодня любуюсь оригинальнейшим городом. Сейчас беру гондолу и совершаю путешествие по каналам.

Почему тебя нет со мной? Мысленно делюсь с тобой впечатлениями, необычайно богатыми, т. к. солнце сияет, а при солнце Венеция очаровательна. Чувствую себя хорошо, т. к. берегу себя, не переутомляюсь, по ночам сплю, еду только днем, что дает возможность любоваться дорогой. Помогает мне очень знание языка, чувствую себя как дома.^і

Везде смотрю для тебя часы, но, говорят, что в Вене лучше всего купить. На обратном пути куплю, т. к. заеду опять в Вену. Завтра уезжаю в Флоренцию, где пробуду тоже 1 день, э затем — в Рим. Буду писать хотя короткие письма, чтобы ты не беспокоилась. Здесь такая масса красивых, невиданных у пас вещей, что, кажется, все купил бы, если бы не русская таможня и необходимость за все платить пошлину, иногда более чем в 10 раз, дороже самой вещи. Как жаль, что у меня мало времени и не могу описать тебе своих впечатлений. До следующего письма! Здорова ли ты? Тяжело ничего не знать о тебе. Целую так крепко, как люблю.

Твой.

195.

2/Л7 Ш. Флоренция (Пгепге).

Опять пишу тебе, дорогая, коротко. Не сердись. Эги остановки на один день, в сущности, утомляют, т. к. желаешь как можно лучше использовать время и больше увидеть. Я совсем отказался бы от них, если бы не стеснялся нарушить данное себе обещание не ездить ночью. А как только сделаешь перерыв на ночь, хочется остаться и на день. Сегодня, впрочем, не особенно удачный день для меня, т. к. какой-то местный праздник и все музеи закрыты. Я хотя и видел их уже54, а все же досадно. Утешаюсь раззе тем, что весь город—сплошной музей. Столько здесь антикварий, скульптуры, памятников. Кроме того это "прекрасный" город — la bella Firenze, город цветов, садов и красивых женщин.

Чувствую себя хорошо, поездку совершаю с возможными удобствами, а все же хочу поскорее на Капри, на море, на настоящий отдых.

Не делюсь с тобой впечатлениями—а их масса — не хватило бы ни времени ни места в письме. При свидании расскажу. Думаю, впрочем, что с места отдыха мои письма будут содержательнее, не так отрывочны. Пишу с дороги, главным образом, для того, чтобы ты не была без вестей от меня, не беспокоилась, знала, что я попрежнему люблю тебя, думаю о тебе. Будешь ли ты писать мне часто? Я очень хотел бы, чтобы ты использовала время и писала почаще. Как себя чувствуешь, что делаешь, мое сердце. Пиши, люби меня и целуй, как я тебя люблю и целую.

До свидания. До следующего письма. Все ли получила? Это пятое. Еще целую.

Твой.

196.

30.V 909. Рим.

Дорогая детка! Вчера не мог написать тебе, т. к. приехал лишь в 5 часу и сейчас же пошел осматривать древности. Я так люблю и даже знаю Рим, что он доставляет мне наслаждение. Все в нем чарует—древности и настоящее, — так все тесно связанное с прошлым, что на каждом шагу видишь тысячелетнюю культуру. Что касается самого города, то могу сказать с уверенностью, что знаю его лучше Чернигова. Успел осмотреть древности и уже побывал в двух музеях—Ватиканском и Капитолийском. После обеда устраиваю себе прогулку по садам и окрестностям — и все, что можно сделать за 1 Va дня — будет сделано.