Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

Еще не отдохнул, как следует. Только надежда видеть тебя утешает меня. А как я хочу видеть тебя, мое счастье, как хочу приласкать мою детку. Будешь ли ты рада видеть меня? (. . . . .)

Солнышко мое, светлее итальянского, приветливее и роднее. Люблю.

Почему ты не ставишь мне вопросоз, которые тебя интересуют? Я охотно ответил бы на них, а то боюсь, что многого не пишу тебе, потому что в данный момент не приходит в голову.

Будь здорова, моя милая. Береги себя, свое здоровье и не забывай своего мужа. Целую тебя без числа, сердце мое! Еще и еще целую.

Твой.

208.

Capri. 22.VI 900.

Наконец я получил твое письмо, дорогая моя, а то начинал уже беспокоиться. Последние два дня чувствовал себя не очень хорошо, почему-то болела грудь, но сегодня в 9 часов утра отправился на лодке в море и катался до 2-х; это меня успокоило и опять чувствую себя хорошо. Море сегодня удивительно красиво, голубое, с массой блестящих серебряных звездочек, а у берегов золотисто-зеленое и бирюзовое, точно громадный павлин разостлал свей хвост под скалы. А скалы горячие, раскаленные солнцем, и вода вокруг них кипит белой пеной. Теперь начались здесь лунные ночи, это какое-то безумие, а не ночи, так все красиво, если этим бледным словом можно изобразить то, что здесь творится. Гуляю и наслаждаюсь, ведь это мои последние дни на Капри. 27-го утром уезжаю в Неаполь, а оттуда в Венецию, Вену, Львов и домой. Трудно расстаться с Капри, а нужно.

Спрашиваешь, чем я питаюсь, есть ли здесь фрукты. Остров славится фруктами на весь свет. Ежедневно ем апельсины, которые подают нам прямо с дерева, с листьями на ветках, сочные, ароматные и сладкие, каких мы не едим у себя. Пожираю персики, абрикосы, сливы, миндаль (еще зеленый, но тем вкуснее), черешни. Скоро будет готов виноград, но я уже не дождусь. Словом, фруктов очень много. Вообще же кормят меня чудесно, роскошно даже, кроме того подается все очень изящно. За комнату (великолепно обставленную, с зеркалами во весь рост, мягкой мебелью и электричеством) и за полный пенсион плачу всего 2х/2 рубля в сутки. Чистота чрезмерная даже: ежедневно меняют постельное белье, а полотенец для умывания дают по 3 на день. Вообще готель чудесный, спокойствие, порядок, любезность и предупредительность. О видах из комнаты нечего и говорить: с балкона своего вижу половину острова и море. Получаешь ли ты мои открытки? Целую тебя и обнимаю, мое сердце. До следующего письма.

Твой.

209.

Capri. 24.VI 90Э.

Милая! Сегодня получил 2 твоих письма: 17—18 и 19-го. Благодарю тебя, моя детка. Твои письма доставляют мне большую радость. Зачем ты только огорчаешь себя и меня мыслями о разлуке? Зачем позволяешь мне "увлекаться женщинами"? Ведь я тебя действительно люблю, твой образ вытесняет все женские образы. Я не могу никем увлекаться.

Моя энергия в любви не ослабляется ни на минуту ( ).

Как-то ты приснилась мне, я проснулся и на мгновение увидел

тебя возле себя. Меня даже в жар бросило от радости, я протя-

нул к тебе объятия — но там было пустое место. Как бы хорошо

было, если бы ты устроилась самостоятельно, как бы мы

счастливы были. Не бойся разочарований, люби и береги

нашу любовь. Любовь надо беречь ( ).

Спасибо тебе, родная, за цветочки. Я их целовал без конца, точно тебя, мое сердце, моя светлая любовь. Целую

тебя горячо, крепко ( ). Радость ты моя! Хорошая.

Да, ты хорошая, добрая, милая, желанная. Я всегда тебя

люблю ( ). Буду писать тебе с дороги. Завтра получу

твое последнее письмо — как тяжело, что долго не буду иметь весточки от моей милой.

Вчера мы прощались с Горьким, он уехал на неделю с Капри. Так было жаль, я сжился с ним, привык. Все наши планы, надежды на поездку в Сицилию рухнули из-за его отъезда. На прощание мы снимались, не знаю— удадутся ли снимки, т. к. фотография любительская.

(Не знаю, писал ли я тебе, что мы с ним попали в синематограф и нас будут везде показывать: курьез! °-).

Чувствую я себя в общем хорошо, жаль только покидать Капри, я поправился бы окончательно, если бы прожил здесь еще месяц. Но зато скорее увижу тебя, — и это наполняет меня наслаждением.

Все твои письма получил. Получаешь ли ты мои открытки? Ты прости, что я не каждый день пишу тебе: мне приходится отвечать на массу писем, мои знакомые забрасывают письмами и я вынужден подолгу сидеть за столом, иногда .даже обидно, т. к. природа манит, хочется подольше и побольше увезти отсюда впечатлений. До свидания, мое сердце. Теперь уже можно так писать. Целую и обнимаю тебя.

Твой.

А от проигранных 1000 поцелуев ты не так легко отделаешься. Я не принимаю их чрез почту: пожалуйте наличностью.

210.

28.VI 009.

Пишу тебе, сердце мое, в вагоне. Еду курьером, вагон ужасно качает, и не знаю — разберешь ли. Мчусь уже 15 часов, не спал всю ночь, а придется еще не спать, т. к. в Венеции остановлюсь только на несколько часов и потом прямо в Вену. Все ближе к тебе. Боюсь, что очень устану и приеду домой в плохом виде. Вот каракули пишу, иначе не удается. Напишу тебе из Вены, а теперь только несколько слов. На станциях не могу писать, поезд летит как сумасшедший, и только на больших станц[иях] стоит 1—2 минуты. А тут еще тунели каждую минуту. Я теперь недалеко от Болоньи. Завтра буду в Вене: нет, положительно не удается писать, такая качка. Но я, все таки, рад, что посылаю тебе этих несколько каракуль, где между строк вычитаешь, что я тебя люблю, не забываю и стремлюсь к тебе всем сердцем.

Целую тебя, моя голубка, крепко.

Люби меня. Жди меня, как я тебя жду, с нетерпением, с трепетом. Ну, будь здорова. Еще целую.

Твой.

211.

Бена, 30.УІ 000.

Дорогая моя деточка, я уже в Вене, значит недалеко от тебя. Пока я ехал один, не было у меня никаких приключений, а как только встретился на австрийской границе с русскими, сейчас началась история. На первой австрийской границе встретил я двух русских, врача и одного американского студента и уговорились вместе ехать до Вены. Сели в вагон и проехали одну станцию, но на следующей врач предложил мне воспользоваться обстановкой и чего-нибудь выпить, т. к. жажда мучила нас. Весь день я мчался курьером и был без воды. Но как только мы вышли, поезд перед нашими глазами умчался, увозя нашего третьего спутника и все наши вещи. Что делать? Мы даже фамилии спутника не знали. Пришлось три часа ждать другого поезда и телеграфировать на умчавшийся поезд, с просьбой разыскать русского и просить его обождать нас в Вене на вокзале. Надежды на успех было мало. Начальник станции, где мы ждали, тоже телеграфировал ка поезд, чтобы наши вещи разыскали и сбросили на станции где-нибудь по дороге. Потерявши курьер, мы должны были делать массу пересадок, ловить поезда, делать круги, ездить в сторону и везде приплачивать, т. ч. эта история дорого обошлась. Наконец мы нашли наши вещи на одной из станций, но не все, т. к. наших вещей никто ведь не знал. Наконец после тревожной ночи приехали с большим опозданием в Вену, но и там вещей не нашли. Оказалось, что мы приехали не на тот вокзал, на который приходит потерянный поезд. Пришлось делать путешествие на другой вокзал. Но вещи разыскали. Их оставили в вагоне и кондуктор взял с собой, как забытые. Сегодня я выеду из Вены во Львов, где пробуду дня 2. В Карпаты уже не поеду, вероятно, т. к. издержался, значит скорее буду дома. Часы уже купил тебе. Выбирал их знаток часов в знакомом магазине. Должны быть не плохими. На цепочку не хватило уже денег у меня. Я пошлю тебе их посылкой (по адресу моих писем к тебе), они будут в коробочке, крышку которой надо выдвинуть с половины верха коробки и поднять вверх. Делай это осторожно, чтобы не выронить часов.

Очень устал после двух бессонных ночей, но теперь выспался и бодр. Здесь ужасная поі ода, деждь, ветер. Сижу дома, нельзя выйти.

Как-то ты, моя милая? Здорова ли? радуешься ли нашей встрече, как я. А я только и думаю о тебе. Пока целую и

обнимаю ( ). Люблю тебя, голубка моя милая, сердце

моего сердца. Обнимаю и обнимаю.

Твой.

2.VII ООО. Львов.

Дорогая детка моя, я уже совсем близко от тебя. Приехал сюда вчера и думал сегодня ехать дальше, но после бессонных ночей решиться не спать еще 2 ночи — непрактично, поэтому остался здесь и поеду только завтра, буду, значит,

в Ч[ернигов]е в воскресенье или в понедельник ( ).

Здесь со мной опять возятся и—боюсь, переутомят. Люди, люди и люди! Бегу на минутку к себе, чтобы написать тебе хоть несколько слов.

Чувствую себя в общем недурно, насколько может быть хорошо человеку после заграничных железных дорог и ряда бессонных ночей. Нехорошо мне только в том отношении, что я опять отрезан от тебя, а так привык уже получать твои письма. Тебе лучше, ты чаще имеешь изестия обо мне.

Как-то ты меня встретишь?

Будешь ли любить? Может быть, я не понравлюсь тебе, такой черный, загоревший? Кто знает? ( . і^/. . ) Я напишу тебе на месте, когда и где увидимся. Может быть, из Киева еще получишь письмо, а, может быть, не успею написать, за что не сердись. Я буду там от поезда до парохода, а мне нужно приготовить и послать тебе посылку. Беспокоюсь, будет ли твоя подруга тогда дома, не уедет ли, получит ли она твою посылку, не уедет ли куда. Предупреди ее, пожалуйста, что если она получит посылку, то это для тебя. Кроме часов, ты найдешь там еще кое-что.

Погода все время здесь отвратительная, холод, дождь, ветер. После Капри — это дикость, с которой нельзя помириться. Как-то там у вас? Помешали мне и начал писать не то, что нужно. Зовут кушать. Будь здорова, сердце мое, голубка моя, хорошая деточка. До свидания, до свидания, Шурок. Целую твои губки. Дай ручки. Люби меня. Люблю.

Твой.

213.

4.VII 900 Киев.

Наконец я в Киеве, дорогая моя, завтра буду дома, но если не приду на службу в понедельник, не тревожься, я б. м. отдохну денек после дороги. Сейчас послал тебе посылку по адресу твоей подруги. Если бы она думала уезжать, попроси, чтобы оставила доверенность на получение посылки. Я не хотел бы, чтобы посылка возвращалась в Киев, это создало бы неудобства и даже неприятности.

Если же подруга куда-нибудь уже уехала, напиши ей, чтобы прислала засвидетельствованную доверенность. Ну, я так рад, что наконец увижу тебя скоро. Когда — напишу. Тороплюсь и потому не пишу больше.