Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

Я здоров, но устал с дороги. Целую тебя крепко, крепко, мое сердце. Люблю тебя очень.

Твой.

214.

[9.VII 1909 р., Чернігів.]

Дорогая детка, так тяжело быть близко возле тебя и не видеть; я только с понедельника могу быть свободным. Если не боишься понедельника и 13-го, то приходи в 6 ч. на то место, где мы встречались в последний раз. Если нельзя будет мне или тебе, то во вторник, 14-го, в среду и т. д. ежедневно в 6 ч., пока не встретимся. Не могу сейчас писать больше, расскажу почему. Получила ли посылку и довольна ли? Боюсь, что недовольна и ругаешь меня.

Голубка, люблю тебя очень и целую крепко. Жду свидания с нетерпением.

Твой.

215.

ЗО. XI 1909 г. [Чернігів.]

Милая! Благодарю тебя за то, что в день выезда ты через окно показала мне свои глазки. От этого мне легче стало на душе и не так тяжела разлука. Вообще же очень трудно переношу твое отсутствие и чувствую себя прескверно. 3 дня был даже болен: нервы и боль в груди. Хуже всего, что болезнь мешает мне работать. Я уже совсем приготовился было к работе и не мог начать. Теперь мне лучше и сегодня начинаю. Боюсь за успех работы и так хочу, чтобы она удалась мне63. Я уверен, что удастся, если ты будешь любить меня и думать обо мне. Жду твоего письма, но надо же дать адрес. Пиши так! До востребования. Агенту Акционерного Общества "Продукт". Больше ничего. Как ты доехала? Не простудилась ли в дороге? Хорошо ли тебе теперь, интересно ли?

Своей жизни не буду описывать, она очень однообразна с внешней стороны и вся сосредоточена сейчас на тебе и на работе. А это заполняет жизнь. Через два дня я снимаюсь для издания чешского Б Прагеи, значит ты будешь иметь мою карточку.

Напоминаю тебе твое обещание и свою просьбу: Ееселись развлекайся и поправляйся, но не забывай меня, люби как я тебя. Прости, что пишу мало и спешу. Это письмо приходится писать в неудобных условиях.

Целую тебя крепко, люблю тоже крепко.

Пиши. Твой.

216.

6.ХІІ 909 г. [Чернігів.]

Получила ли ты, моя милая деточка, мое письмо? По моему расчету ты должна была получить его в среду или в четверг. Опять сообщаю, на всякий случай, свой адрес,— до востребования, Агенту Акционерного Общества "Продукт",— и больше ничего не пиши на конверте.

Пишу это письмо в неудобных условиях, в бюро: каждую минуту подходят к столу за всякими справками и мешают мне. Хотел бы я знать поскорее, как поживает моя милая. Я и то ежедневно мысленно переношусь в Вильно и все с тобой, все тебя целую и все хочу просить, чтобы моя детка хорошо веселилась, не болела, не простуживалась и приехала домой веселой, жизнерадостной и крепкой. А Муся без Шурочки чувствует себя неважно. Нет настроения хорошего, все как-то серо, бесцветно и безнадежно. Правда, работаю, пишу, но все как-то без аппетита. Физически я здоров, если не считать плохих нервов, от которых плохо сплю. Что же сообщить тебе новенького? В бюро — не знаю, что творится, я ведь далеко от него да и тебе, вероятно, оно надоело порядком и мало интересует. О себе нечего сказать. Дни проходят в работе, которая, пока, не удовлетворяет меня. Может быть, распишусь.

Вчера был такой случай. Прибегает в Бюро к Е. П.63 какой-то торговец, из табачной "хатки", бывший друг, а теперь враг Ч[ернявс]кой60 и требует от Е. П., чтобы он немедленно уволил Чернявскую, иначе он донесет прокурору, что Е. П. и я подговариваем Чернявскую совершить покушение на его жизнь, что он будет писать в Киевлянин0' о нас и пр. угрозы. Несомненно, это какой-то сумасшедший, но Е. П. растерялся и взволновался. Едва его успокоил и уверил, что нелепый бред больного не может иметь для нас каких-либо последствий.

Когда же получу от тебя письмо, моя ты голубка? Как я скучаю по тебе. Как тоскую, ты и понятия не имеешь! Будь же здорова и весела, а меня все же не забывай и пиши.

Целую, целую и целую, крепко, сердечно. Люби меня.

Твой.

217.

10.ХІІ 900. [Чернігів.]

Я получил от тебя только одно письмо,, моя милая голубка, а пишу третье. Очень радуюсь, что ты чувствуешь себя хорошо и развлекаешься. Смотри, что бы ты растолстела, непременно. В последнее время ты стала очень худенькой. Попроси от меня твоих друзей, чтобы они хорошо тебя кормили.

Пишу тебе не часто, ты не сердись на меня за это, ведь я тебя предупреждал, что писать часто не буду. Не объясняй этого в дурную сторону и не беспокойся понапрасну. Я теперь так выбился из обычной житейской колеи, так погрузился в работу, что реальная жизнь для меня почти не существует. Я весь среди своих героев, живу их жизнью, разделяю их горе и радость, говорю их языком и предан их интересам65. Что делается вокруг меня — не знаю и, правду сказать, не хочу знать.

Одно только плохо, что без тебя мне пишется не так хорошо, как тогда, когда я имею возможность хоть изредка в твоих любимых глазках почерпнуть вдохновенье. Сейчас вижу, как ты махнула рукой и пожала плечами. А между тем это правда, я имел возможность не раз убедиться в этом, мой друг.

Если великий Данте00 имел свою Беатриче, то пусть позволено будет мне, обыкновенному смертному, иметь свою Беатриче—Шурочку, любовь которой зажигает во мне огонь и согревает сердце. Вот сейчас — мне хочется прижать твои руки к моему сердцу и с благодарностью, с глубокой радостью поцеловать их за то, что они дали мне счастье, оживили и украсили мою жизнь.

Хорошим самочувствием не могу похвалиться. С тех пор, как я простудился в первые холодные дни, до сих пор не поправляюсь, кашляю и вообще чувствую себя не важно. Только не огорчайся. Все это временное и уже скоро, надеюсь, пройдет.

Вспоминаю твое письмо. Жаль, что ты мало знакомишься с городом. Ведь это же оригинальнейший город'°. Хорошо побродить по тесным, старинным переулкам с домами, налепленными один на другой, точно коралловый риф. Там следы жизни нескольких поколений. Это дает настроение. Как жаль, что я не с тобой, уже бы мы все осмотрели вместе.

А впрочем, так или иначе, но ты должна исполнить свое обещание и веселиться возможно больше. Пиши мне обо всем, моя дорогая. Напиши мне, что ты меня любишь. Целую и обнимаю мою дорогую, любимую, хорошую Шурочку и горжусь, что только я тебя оценил, как следует.

Дай губки.

Твой.

218.

16-го. [XII, 1909 р., Чернігів.]

Сердце мое, два твоих письма получил сразу и недавно т. к. 4 дня не выходил. Нездоровилось, что-то с сердцем было скверно и грудь болела. Теперь все хорошо. Хожу на службу, работаю. За твои письма целую. Так было странно читать в первом из них твои догадки, не забыл ли я тебя. А, между тем, мне все кажется, что я никогда так не любил тебя, как теперь. Ты только не сердись на меня за то, что редко пишу, вспомни, что, когда я мог, я писал тебе даже ежедневно. Ведь числом писем не всегда можно измерить силу привязанности.

Очень меня радует, что ты хорошо проводишь время, беспокоит только, что устаешь. Ведь ты так и^не поправишься, а, между тем, за этот месяц ты должна бы сделать запас на весь год.

Работается мне плохо, я не доволен своей работой, нервничаю, сержусь, но все же аккуратно пишу. Никуда не хожу, ни в концерты, ни в оперетку, бегу от всех соблазнов. Писем набралась такая уйма, целая гора выросла на столе, а я никому не отвечаю, чтобы не отвлекаться от работы. Когда отпишу всем — не знаю,

Снялся я неудачно, не похож и вышел бледно, т. к. снимался вечером — утром нельзя было. Один из снимков вынужден был послать в Прагу, т. к. меня торопили. Теперь буду сниматься вновь, т. ч. ты получишь лучший снимок.

Деточка моя, я хотел просить тебя, чтобы последнее письмо ты написала с таким расчетом, чтобы я мог получить его не позже 23-го. Быть может, что я уеду 23-го в Киев, тогда зачем же оно будет лежать все праздники. Относительно Киева я не решил окончательно, но скорее — уеду. Буду писать тебе еще и еще, а пока целую крепко и люблю тоже крепко.

Не забывай меня, голубка. Твой.

219.

18.ХІІ [1909 р" Чернігів.]

Дорогая моя! Целую тебя. Это прежде всего. Я уже получил от тебя 4 письма, пишу пятое. Спасибо, дорогая, за добрые советы и заботливость обо мне. Я слушаюсь тебя и все исполняю. Чувствую себя, все таки, неважно, уж не знаю, почему. Это правда, что когда ты ближе ко мне, я здоровее.

У нас никаких новостей. До того серенько, однообразно живут люди, что ничего о них не скажешь. Приехала (говорят> недурная) оперетка, но я не хожу: я вообще никуда не хожу, все время пишу. Ничего не читаю даже, так занят. Работа подвигается медленно, я недоволен, волнуюсь, а это усиливает головную боль, долго не могу уснуть и сплю плохо. Вчера вечером даже не мог работать и первый раз в этом месяце взялся за книгу. Боюсь, что издали ты все преувеличишь и создашь целую картину моей болезни, а, в общем, не так уж плохо. Попробую день-два отдохнуть и все поправлю.

Чтоб не забыть, голубка: мы увидимся 29 в обычное время на нашем месте. Если кому-либо из нас не удастся быть свободным в этот день или помешает погода, тогда 30, 31, 2, 3 и т. д., пока не увидимся. Приезжай только скорее, я соскучился страшно, порой даже тоскую.

Как я радуюсь, что скоро увидимся. Будешь ли ты и теперь такой трусихой, как до сих пор, или после отдыха поправишь нервы и станешь смелой? Я очень хотел бы, чтобы ты поправилась. Если можешь — зспоминай о моем желании и поправляйся.

Очень досадно, что мне нечего рассказать тебе о Черниговской] жизни. Вероятно мои скучные письма ты читаешь с неудовольствием.

Я мог бы кое-что интересное рассказать тебе о героях моего рассказа, но сделать это в письме и неудобно, да и не нужно. Надеюсъды прочитаешь мою вещь, когда ее напечатают.

До свидания, моя милая: как хорошо звучит это слово — "до свидания", сколько в нем заключается. Целую тебя крепко прекрепко и обнимаю, и прижимаю к сердцу. До свидания, любимая. —Люби меня и не забывай; не забывай также веселиться. Будь здорова, голубка. Еще и еще целую.

Твой.

В прошлом письме я просил тебя писать так, чтобы я получил последнее письмо не позже 22, т. к., быть может, 23 уеду в Киев, хотя наверное не решил.

220.

23.ХІІ р@9 р., Чернігів.]

Дорогая моя детка! Вчера получил твое 5-е и, значит, последнее письмо от 19-го. Это ужасно, как долго идут письма, точно ты живешь где-то далеко заграницей. Пишу тебе тоже последнее письмо, иначе ты рисковала бы не получить его.