Мері та її аеропорт - Євген Вікторович Положій

двигать задом. Невероятные звуки, которые он издавал, становились все громче, темп все быстрее, наконец Стракоша валился на бок, громко урча и пытаясь угрызть ковер, дергался и заканчивал свое некошачье дело. Как ему это удавалось делать без рук, то есть без лап, так и осталось Стракошиным маленьким секретом.

Что самое любопытное — кот онанировал только публично, даже, можно сказать, демонстративно. Вероятно, с его стороны это был акт, выражающий превосходство. Он делал это часто, по три-четыре раза на день, невзирая на то, что кошачьим женским вниманием обделен никогда не был. Вероятно, у него была какая-то особенная форма гиперсексуальности, а может, Стракоша был кошачьим сексуальным маньяком. В любом случае «феномен Стракоши» должен быть изучен учеными, но у котов и кошек нет своего Фрейда. Может, они и трахаются так часто потому, что ничего не знают об Эдиповых и других комплексах и не испытывают по этому поводу никаких моральных терзаний.

Конечно, мы пытались его отучить от столь постыдной привычки. Но все наши усилия были тщетными.

Нетрадиционное, мягко говоря, поведение Стракоши мы связывали с его падением с четвертого этажа. Будучи еще котенком, он по неопытности вывалился из окна, но остался жив. После этого Стракоша стал заметно прихрамывать, мастурбировать и ввязываться в драки со всеми животными в радиусе пяти метров. Соседская собака породы боксер испытывала панический ужас только оттого, что проходила мимо дверей нашей квартиры. Так бывает: упадет живое существо или свалится что-нибудь ему на голову, а в результате проявляются какие-то необычайные способности. Кто-то на испанском языке начинает говорить, кто-то будущее предсказывать, а Стракоша вот стал секс-гигантом. Тоже ничего. Но лучше бы он, конечно, по-испански заговорил.

Кошки под дверью нашей квартиры не переводились. Они регулярно притаскивали в зубах кого-нибудь из очередного Стракошиного потомства и, громко мурлыча, требовали еды. Мама выносила им что-нибудь в мисочке, а потом отправляла на улицу. Стракоша нашей гуманности, судя по всему, не одобрял. От отцовства он, в принципе, не отказывался, но и особого восторга при виде маленьких стракошек не проявлял, отсиживаясь при визитах бывших подружек на кухне возле своей миски с едой, выражая всем своим видом испуг, свойственный при данных обстоятельствах всем особям мужского пола.

Чтобы Стракоша окончательно не испортил ковер, мы подарили ему желтую мохеровую тряпочку. Это, естественно, не избавило нас от публичности мероприятия (Стракоша все равно считал своим долгом делать это на наших глазах), зато привнесло в происходящее немного лирики и сохранило ковер от дальнейших поруганий и чисток. Кот ввел несколько элементов любовных игр — мохеровая тряпочка должна была оставаться довольна. Обычно Стракоша заканчивал шоу победоносным мурлыканием, потом ласково смотрел нам в глаза, забирал предмет своих воздыханий и гордо удалялся на кухню — пополнять энергетический запас.

В конце концов, мы с этим смирились. И все было бы ничего, но вот когда приходили гости… Стракоша выбирал самый неподходящий с человеческой точки зрения момент: когда все забывали о его существовании, увлекались беседой — и тут он, серый беспородный кот с желтой мохеровой тряпочкой в зубах! Это был, конечно, номер. Публика реагировала по-разному. Особенно бывали шокированы мои кавалеры. Это было что-то! Они не скоро приходили в себя, да уж. Большинство из них считали, что все животные похожи на своих хозяев или же наоборот. Возможно, в этом и есть доля истины, но мы со Стракошей в данном случае под это правило не подпадали, публичная мастурбация — не мой конек. Нам со Стракошей в цирке выступать надо было, но вряд ли взяли бы с такой репризой.

Не могу сказать, что взаимоотношения с мужчинами у меня, за исключением двух случаев, прерывались на раннем этапе из-за Стракоши, но то, что его шалости и очень агрессивное отношение ко всем мужчинам, входящим в нашу квартиру, как-то отражались на них, — бесспорно. После смерти отца он явно считал себя полноправным хозяином и квартиры, и меня с мамой.

Еще я любила с ним разговаривать. Мы мурлыкали друг другу разные любезности или гадости, и, кажется, вполне оба уясняли, о чем идет речь.

Стракошин недостаток, если это недостаток, в конечном итоге, стал нашей тайной гордостью. Ну кто еще, скажите мне, может похвастаться таким котом? Да, он был нашей гордостью. А мы, как мне кажется, его. Теперь он умер. Мы не видели его трупа. Он просто ушел из дома и не вернулся. Раньше он тоже пропадал, мог не являться дня три-четыре, потом возвращался, отлеживался, зализывал оборванные уши и подранные бока. Но в этот раз он, как солдат на фронт: ушел и не вернулся. Мы не знаем точной даты и причины смерти. Может, погиб в неравном бою с сородичами за право обладать какой-нибудь кошечкой, а может, издох просто в подвале от старости, хотя это вряд ли.

Стракошина смерть была последним звеном, сдерживающим меня. Теперь я была свободна. Он умер в апреле, а сейчас июнь, начало июня, и нужно что-то делать, что-то предпринимать. Я смотрю на монитор, где крупными буквами ко мне обращаются с просьбой, точнее, делают предложение выйти замуж. Нет, это делает, конечно же, не Герман. К счастью. Или к сожалению. Так или иначе, я отчетливо понимаю, что вплоть до сегодняшнего дня мою жизнь трудно назвать счастливой или удачной.

Моя тетя потом скажет, что это шанс. Правильно скажет. Ждать ведь можно бесконечно, особенно Германа. Может, он, конечно, и Улисс, но я вряд ли Пенелопа.

Улисс и его странствия

Ах, Герман, вы идете по улице, улице, улице; тяжелый «Улисс» оттягивает вашу руку — синяя книга, прекрасное издание, суперобложка оставлена где-то у заветной хозяйки. Вы идете привычно (именно так), совсем не думая о дороге, даже кошки совсем не боятся вас, вы несете свое тело легко, оно худосочно и длинно; ваши зеленые бл… глаза и видят, и не видят все, что мельтешит вокруг. У вас нет глаз.

Ах, Герман, вы очень устали. Еще вчера вы были растерзаны сотней противоречивых страстей, вы ощущаете себя жертвой? Не стоит, это ошибка