Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко
Этот момент очень многое объясняет в избранной религиозной форме, в цитатах из Священного писания, доказывающих невозможность и «богопротивность» клятвы царям, в подробном объяснении, откуда взялась эта нечестивая клятва царям и почему царей поминают в церкви. Вопрос: «Стало, присяга царям Богу противна?» Ответ: «Да, Богу противна, цари предписывают принуждённые присяги народу для губления его». Эти и подобные утверждения имели чрезвычайно важную для восставшего полка функцию – освободить солдата от только что принесенной присяги и поднять его на восстание. Заметим, что лично руководителей этот вопрос не касался. Сергей Муравьёв по личному показанию, «на подданство ныне царствующему императору не присягал, ибо меня во время присяги не было налицо при полку». Бестужев-Рюмин, как подпоручик Полтавского пехотного полка, также не присягал по той же причине.
Однако, дело этим не ограничивается. Следственные документы дают ряд точных доказательств того, что революционный «Катехизис» имел ещё другую ясную и весьма важную цель, он был предназначен для того, чтобы в создавшихся конкретных условиях полки, только что присягнувшие царю, поднять на восстание и в этой связи заменить присягу царю присягой революции. Это была важнейшая функция революционного «Катехизиса».
С целью поднять на восстание окрестные полки и были спешно переданы полковым писарям 11 экземпляров «Катехизиса». Они были предназначены для полков, которые должны были, по мысли Сергея Муравьёва и Бестужева-Рюмина, примкнуть к восстанию.
Их также не должна была связывать принесенная присяга Николаю. Вероятно, руководителям Черниговского восстания представлялось, что молебны, подобно отслуженному в Василькове, чтение «Катехизиса», снятие только что принесенной клятвы царю и принесение клятвы в верности революции и республике также должны иметь место на сборе тех полков, которые примкнут к восстанию.
Посланный в Киев Сергеем Муравьёвым прапорщик А. Мозалевский поехал поднимать на восстание киевский гарнизон, а не просто передать какие-то письма и бросить на киевских улицах три «Катехизиса». Это довольно туманная и общая картина уточняется и приобретает ясную функцию, если обратиться к документам.
Личное послание Мозалевского, к счастью, сохранившееся в составе дела Сергея Муравьёва, (дело Мозалевского не дошло до нас), сообщает, что Сергей Муравьёв, будучи в Василькове, вызвал Мозалевского, дал ему надеть «партикулярное платье», сделал ему наставления быть осторожным и вручил запечатанные в конверт три «Катехизиса», приказав по приезде в Киев распечатать конверт и отдать «Катехизисы» сопровождавшим его трём рядовым и одному унтер-офицеру «с тем, чтобы они роздали те катехизисы состоящим в Киеве солдатам. Вместе с Мозалевским были посланы… солдаты… С солдатских шинелей С. Муравьёв сам отпорол погоны в целях конспирации, чтобы рядовые и унтер-офицеры не могли быть опознаны. Показания об основном целевом назначении «Катехизиса» – раздача солдатам киевского гарнизона – имеет чрезвычайную важность и вносит ясность в вопрос. Эта формулировка, несомненно подтверждённая и усным допросом, нашла себе место и в докладе Аудиториатского департамента по делу Соловьёва, Быстрицкого, Мозалевского, Сухинова и других участников восстания Черниговского полка – как в части констатирующей, так и в «мнении» главнокомандующего графа Сакена, отлично знавшего все материалы по южному следствию и судопроизводству (не дошедшему до нас). Сакен, осведомлённый по всей сумме показаний Мозалевского, а также и в прочих, не дошедших до нас материалах южных допросов, передал их содержание таким образом: Мозалевский обвинялся в принятии «от него, Муравьёва, сочинённого им с дерзкими против монаршей власти изречениями катехизиса для доставления оного в Киев к произведению там подобного в войсках возмущения». Эта формулировка заслуживает внимания.
Аудиториатский же доклад в четвёртом своём подразделении, посвящённом специально Мозалевскому, приходит даже к выводу (очевидно, основываясь на каких-то не дошедших до нас показаниях), что сии катехизисы по прибытии в Киев брошены солдатами в разных местах, на тот конец, чтобы оные были сысканы воинскими чинами».
Конечно, трудно себе представить, чтобы «Катехизисы» разбрасывались с тем, чтоб именно солдаты и никто другой разыскали их на киевских улицах, – это позднейшее осмысление событий на основе показаний о первоначальной цели. Мозалевскому… не удалось раздать «Катехизисы» именно солдатам, поскольку, согласно следственным материалам, не удалось добиться связи с соответствующими полковыми командирами (майором Крупниковым или Крупенниковым, личность которого следствию так и не удалось идентифицировать). Если же опираться на свидетельство «Записок Неизвестного», мы узнаём, что писем к военачальникам, на которых тайное общество возлагало надежды, у Мозалевского было не одно, а три: одному генералу, которого фамилия не названа, но дана лишь примета местожительства («он жил на Печерске» – не Рененкампф ли?), тому же (неразысканному) «подполковнику Крупенникову» (названному в делах следствия майором) и «одному поляку». Все эти лица, призывались активно содействовать восстанию – очевидно, организацией выступления тех войсковых частей, которые были под их командой. Заслуживает внимания формулировка поручения Мозалевскому в передаче «Записок Неизвестного»: Муравьёв просил пересказать ему («одному генералу, фамилия которого неизвестна») о событиях и узнать от него, что думают другие члены о происшествии 14 декабря и о восстании Черниговского полка, «расспросить его о мерах со своей стороны, объявить ему о надеждах Муравьёва на Киев, где находится так много членов русского и польского обществ…». Из контекста совершенно ясно, о каких «надеждах» С. Муравьёва идёт речь, поставлен вопрос о поддержке восстания воинскими частями. Сопоставляя это с данными следствия, мы можем внести в вопрос дополнительную ясность: по показанию Грохольского, письмо С. Муравьёва сообщало «Крупенникову», чтобы он последовал на сборный пункт». По «Запискам Неизвестного» подполковник Крупенников – реальное лицо; он, как сообщают «Записки», дал положительный ответ на письмо Муравьёва («Буду иметь случай соединиться с вами, исполнить данное обещание и разделить общую опасность»).
В свете этого понятен и эпизод со штабс-ротмистром гусарского принца Оранского полка Ушаковым, проезжавшим через Васильков во время восстания. Он был задержан на заставе и приведен к Муравьёву. В полку были близкие по настроениям люди, – сам Ушаков проявил сочувствие к делу восстания и возбудил надежды руководителей. Было желательно присоединить к восстанию и этот полк. Бестужев рассказывает об Ушакове: «Видя, что мы восприняли действия, он воспламенился и желал нам успеха». Руководители восстания поручили Ушакову уведомить о виденном офицеров его полка… Ушакову вручили один экземпляр революционного «Катехизиса». Очевидно, и в этом случае документ должен был иметь указанную выше функцию на случай, если гусарский принца Оранского полк примкнёт к восстанию».
Всё это объясняет и то обстоятельство, что Сергей Муравьёв-Апостол раздал не все переписанные катехизисы: по-видимому,
