Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко
Самовідданість та благородство С. І. Муравйова-Апостола
Отлично представляя себе, как отягощает вину в глазах следствия признание в авторстве такого революционного документа, Сергей Муравьёв сначала берёт всю вину на себя. Ещё 31 января 1826 г., находясь в Петербурге и не раз допрошенный, он твердит следователям, что «катехизис, читанный нижним чинам Черниговского полка при возмущении, сочинён им, без участия других и без ведома Директории». Однако это не убеждает следствие, – в его руках уже имеется свидетельство, данное Матвеем Муравьёвым-Апостолом ещё 9 января: «Катехизис сей сочинён Бестужевым и братом». А 27 января 1826 г., т. е. за четыре дня до упомянутого выше допроса Сергея Муравьёва, безоговорочно сознался в авторстве «Катехизиса» и сам Бестужев-Рюмин. «Обе прокламации и катехизис были сочинены Сергеем Муравьёвым и мною», – показывает он. Далее в той же следственной анкете он свидетельствует, что полковой священник прочёл перед восставшим полком «написанный нами катехизис». Ту же формулу применяет он на более позднем допросе 15 апреля: «Я дал Ушакову написанный нами катехизис». Таким образом, не остаётся сомнения, что у этого замечательного документа русского революционного движения два совместно работавших автора: Сергей Муравьёв-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин. С этими двумя именами и должен связываться документ, – обычное его наименование «Катехизисом» Сергея Муравьёва надо признать неточным267.
Недооцінка й нерозуміння П. Є. Щоголевим самостійності революційного за духом вітчизняного «Катехізису»
В специальной работе П. Е. Щёголева, посвящённой революционному «Катехизису», основные усилия автора посвящены поискам его литературного прототипа. Последний найден в испанском революционном катехизисе 1809 г. Поводом сочинения русского «Катехизиса» является, согласно П. Е. Щёголеву, французский роман «Дон Алонзо или Испания», сочинённый Н. А. де Сальванди и прочтённый С. Муравьёвым незадолго до восстания. Даже самая «страстность призывов к уничтожению тирании», по Щёголеву, была перенесена в русский катехизис с испанского! Выходит, что если бы декабристы – авторы «Катехизиса», не прочли бы указанного романа и не вдохновились страстностью испанских революционных призывов, в «Катехизисе» не было бы южного восстания с его революционным пафосом.
Надо отметить глубокую принципиальную разницу между русским революционным документом и испанским катехизисом 1809 г., которым (в беллетристическом пересказе Сальванди) оперирует П. Е. Щёголев. Испанский катехизис – конституционно-монархический документ, русский – республиканский. Испанский катехизис призывает защищать «своё отечество и своего короля», его текст должен воодушевлять «каждого верноподданного». На вопрос «какого счастья мы должны искать», испанский катехизис отвечает, что желательно монархическое правление по испанским конституциям», а на вопрос, кто должен совершить освобождение страны от иностранного ига, следует ответ: «Наш дорогой Фердинанд VII». Уже этих сопоставлений достаточно для констатации глубокой разницы между русским и испанским революционными документами. Разница ещё и в том, что идеи природного равенства всех людей испанский текст не содержит, в то время как русский документ пронизан этой мыслью.
Анализ идейного содержания русского революционного «Катехизиса» был бы неполон без вопроса о народе. Прямые воспоминания о последнем характере для него. Хотя «Катехизис обращён непосредственно к солдатам, наряду с ними он упоминает о народе, и несчастья солдат и народа одинаково и без малейшего различия возводятся к самодержавию. «Катехизис» спрашивает: «От чего же русский народ ирусское воинство несчастно?» Ответ: «От того, что цари похитили у них свободу». Доводом решающего значения является утверждение, что цари «тиранят только народ». Далее утверждается, что «русский народ и русское воинство» страдают потому, что покоряются царям.
Не подлежит никакому сомнению, что основная общая идея протеста против самодержавия адресована, по прямому смыслу текста, не только к воинству, но и к народу. Вопрос: что ж святой закон наш повелевает делать русскому народу и воинству? Ответ требует ополчиться «против тиранства» не только воинам, а вообще «всем чистым сердцем». Именно они должны «взять оружие и смело следовать за глаголящим во имя господне». Далее в конце декабристского «Катехизиса» есть самостоятельный текст, адресованный специально «христолюбивому русскому воинству», которое (тут уже особо, отдельно) призывается «ополчиться всем вместе против тиранства и восстановить веру и свободу в России».
Системний підхід декабристів до революційної агітації
В полном соответствии с этим находится и отдельная прокламация к народу, написанная рукой Бестужева-Рюмина. Кроме ней, его же рукой набросан третий документ – прокламация квоинству, развивающая мысль «Катехизиса». Таким образом, перед нами – несомненный замысел создать систему одновременно действующих агитационных документов.
Все три документа имеют разные функции. Прокламация к народу объясняет ему смысл восстания, глухо, как и «Манифест к русскому народу», доводя до его сведения весть об освобождении от крепостного права. Как и северный документ, она воздерживается от прямых формулировок (очевидно, с той же целью не вызвать народных восстаний, которых декабристы боялись, и сохранить столь нужное для них «спокойствие» народа). «Мы сбросили с себя у з ы рабства, противные закону христианскому. Отныне вся Россия свободна», – вот и всё, что сказано в прокламации на эту тему. По линии же политической набросанная Бестужевым прокламация говорит лишь о том, что будто восстановлено «Правление народное», которое заменит самодержавие. В полном соответствии с классовой ограниченностью дворянских революционеров прокламация не призывает народ к прямому революционному действию, хотя цитированные выше строки революционного «Катехизиса» призывали «ополчиться против тирании» не только воинство, но вообще народ и «всех чистых сердцем». Сочувствие народа совершаемой революции крайне нужно декабристам, но они хотят только сочувствия. «Итак да благочестивый народ наш пребудет в мире и спокойствии и умолит Всевышнего о скорейшем свершении святого дела нашего».
Идейное содержание этих документов выявляется и в том замечательном обстоятельстве, что они были совершенно свободны от «константиновского» лозунга, вовсе не оперировали именем цесаревича Константина. Это существенное отличие южного восстания от северного, где лозунг верности Константину служил в некоторых случаях внешним поводом для вывода солдат на Сенатскую площадь и некоторым прикрытием истинных целей, о которых солдаты должны узнать не сразу, а постепенно и немного позже. Правда, это положение не было основным. В данном же случае этого лозунга вообще не было. Южные декабристы прямым образом обратились к солдатам с призывом свержения самодержавия и установления республики. Этого не провозглашали в петербургских гвардейских казармах перед выходом на Сенатскую площадь, – это был дальнейший и более решительный шаг к демократическим позициям. Эта особенность чрезвычайно важна и характерна.
Революционный «Катехизис» имел, сверх всего этого, чисто военную функцию: это был документ, освобождающий войско от только что принятой присяги и призывающий его к восстанию. Черниговский полк принял