Українське письменство - Микола Зеров

Ах, душа, ты так печальна, Тяжко нам с тобою! Мы отравою упьемся, Душу в лед мы бросим, Думу станем слать мы к Богу И его мы спросим: Что ж так долго мы на свете Палачей возносим?

Шевченко не спрашивает, долго ль ему прославлять палачей (или поддерживать), он хочет, чтобы поскорее оборвалось их господство. Подобным же образом ослаблено в дальнейшем течении поэмы саркастическое пользование официальной торжественной формулой: «Може… дулю дати благоволять». В переводе: «Иль от них достаться может фига» (у Колтоновского этот эффект сохранен).

Иногда вместе с ослаблением тона искажается и смысл того или другого места. Так, в посвящении поэмы «Иван Гус» у Шевченко высказывается пожелание, чтобы все славяне сделались добрыми братьями, такими же, как констанцский «еретик великий»: «Мир мирові подарують / І славу вовіки». В переводе: «Миру мир они подарят — славный, христианский» — делается ударение на конфессиональном, так сказать, моменте, тогда как для Шевченко Иван Гус рисуется скорее носителем идеи национально-политического протеста, чем вероучителем. Еще пример. В поэме «Сон» есть место — жалоба замученного в Петропавловской крепости гетмана Полуботка. Она оканчивается словами: «Боже милий, / Сжалься, Боже милий». Сологуб переводит: «Боже милый! / Сжалься, Бог желанный!» — и опять расходится с оригиналом: у Шевченко — привычная формула, механически повторяемая, почти междометие, у Сологуба — религиозным чувством продиктованное обращение.

В связи с отмеченными срывами надо отметить еще одну стилистическую черту: переводчик почти нигде не воссоздает с надлежащей силой так наз. «библеизмов» Шевченко. Как известно, автор «Кобзаря» тяготел к пророкам. В их пафосе он чувствовал ноты социально-политического протеста и последовательно пользовался образами и ритмо-синтактическими фигурами их речей в своей политической лирике. И не только в «подражаниях» Осии, Иезекиилю, Исаии (1858—1860 гг.), но и в «Сне», «Иване Гусе», «Послании». Библейские кары — тьму, пламень и всепожирающих драконов — призывает он и в этих стихах:

Хай чорніє, червоніє Полум’ям повіє, Нехай знову ригá змії Трупом землю криє, —

т. е. пусть снова изрыгание змея покрывает землю трупами. Место это у Сологуба передано так:

Пусть чернеет, багровеет, Пламя развевает, Род людской пусть лапа Змея Снова убивает….

У Колтоновского: думы подымающейся стаей

Пусть тьму сеют, огнем рдеют, Пусть пожаром воют, Змей пусть вновь смерть изрыгает, Трупы землю кроют.

Конечно, у Сологуба фонетически перевод сделан гораздо лучше, чем у Колтоновского, но при всем том вплотную к «библейско-пророческой» стилистике Шевченко он не