Великие и ценные вещи (ЛП) - Ребекка Яррос
Она кивнула.
«Мой эксперимент провалился. Мне нужна новая гипотеза.»
Она тщательно произнесла последнее слово.
«Не хочешь рассказать мне, подробнее?»
Я не хотела лезть не в свое дело, если она все еще размышляет о чем-то в своей голове. Я ненавидела, когда люди так поступали со мной.
«Пока нет. Я попробую еще раз.»
Ее подбородок поднялся, и она обняла меня, прежде чем побежать обратно к матери.
Отец стоял с группой туристов с рюкзаками, демонстрируя свое главное достояние, целую стену подлинных фотографий, собранных вместе, чтобы показать Альбу с горы.
Здесь, где история не меняется, а настоящее не имеет значения, он был во всей красе. Разговор не прекращался, пока папа поднимал Роуз на руки, чтобы она смогла увидеть верхнюю фотографию. Затем Роуз вскочила и показала группе, где находился школа.
«А это шахта Роуз Роуэн! Меня назвали в честь нее, а парень моей тети собирается скоро открыть ее для экскурсий! Но только не дом. Он сгорел.»
Мы с папой встретились взглядами. Сначала он отвернулся. Он не разговаривал со мной с тех пор, как я выбрала Кэма в закусочной.
Роуз постучала по папиной груди, и он улыбнулся, а затем кивнул и поставил ее на ноги. Она помчалась к Чарити, а я проскользнула на место, которое минуту назад занимали туристы.
На папиной официальной табличке с выгравированным именем, обозначавшей его как члена совета Исторического общества, красовалась блестящая наклейка с единорогом, закрывающая его титул.
Он посмотрел на нее, когда поймал мой взгляд, и улыбнулся в сторону Роуз.
«Она все еще думает, что все вокруг должно блестеть.»
«И ты ее не переубеждаешь», - заметила я, гадая, когда же он впервые сделал это со мной. Когда я впервые сошла с одобренного им пути и пошла по своему собственному?
«С чего бы это? Это редкий дар - видеть скрытую красоту в вещах. Такой оптимизм, это то, чем стоит дорожить. В твоей душе есть такая же искра, Уиллоу.»
Он перевел взгляд на Чарити и снова на меня, в его глазах читалась затаенная грусть, которую я почувствовала.
«По крайней мере, Роуз все еще позволяет мне защищать ее.»
«Может быть, я все еще вижу скрытую красоту, которую ты перестал искать.
Его губы сжались, и он с трудом сглотнул.
«Я бы хотел, чтобы это было так, милая. Очень хотел бы.»
Чарити сделала паузу в рассказе о первоначальном уставе города и с беспокойством посмотрела на нас. В какой момент были произнесены слова, от которых уже не избавиться? Были ли они вообще произнесены? Или молчание было истинной ценой трусости с обеих сторон? Нежелание видеть точку зрения другого?
Стояла ли я на краю пропасти вместе с отцом? Или я уже переступила через край?
К нам подошла еще одна группа, и я, воспользовавшись его отвращением к публичным сценам, обняла его.
Он не был идеальным. Он был несовершенен, упрям и слишком закостенел в своих взглядах, чтобы принять перемены, которые были неизбежны. Но ни разу он не любил меня больше, чем Чарити, или наоборот.
«Я люблю тебя, папа. Мне так жаль, что я не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть. Но я люблю тебя.»
Я отстранилась, прежде чем он успел отреагировать, и ушла, не успев осудить его за то, что могло остаться на его лице.
Выходя за дверь, я услышала его смех.
«Да, я здесь главный единорог.»
День открытия был еще в самом разгаре, когда я уходила. Я чувствовала себя немного виноватой за то, что рано ушла, но у меня были дела поважнее, и расспросив всех, я поняла, что Кэм еще не вернулся.
Я села в его джип, и через пять минут уже, направлялась к Кэму.
Солнце только начало садиться, когда я припарковалась на подъездной дорожке. Я вошла в дом и позвала его по имени, но ответа не последовало. Как же правильно поступить? Отвезти его джип ко мне домой? Оставить его здесь и пойти домой пешком? Оставаться до его возвращения? Не принесет ли это больше вреда, чем пользы, если я буду лезть туда, куда он явно не хотел, чтобы я лезла?
Я повесила его ключи на крючок у двери и решила позвонить ему. Может, он ответит отказом, а может, возьмет трубку. Ноги сами понесли меня в библиотеку, где умирающий послеполуденный свет отбрасывал блики солнца и тени на одну из стен и на землю за окнами.
Я провела пальцами по пустой шахматной доске, вспоминая, как Ксандер пытался научить нас с Кэмом играть, часами читал нам лекции о логике, а Кэм утверждал, что никакой логики нет - все дело в эмоциях, в защите одной фигуры, которую ты ценишь больше других. Я улыбнулась, вспомнив тот момент, когда мы решили украсть фигуры, чтобы Ксандер перестал нас доставать.
Что-то из того, что сказал Арт, продолжало будоражить мой мозг, и я взяла в руки экземпляр книги Кэма «К востоку от Эдема.»
Книга была оставлена на столике, когда он закончил читать ее мне.
Я листала полюбившиеся страницы, слушая, как голос Кэма рассказывает историю поколений братьев, которые формировались под влиянием ожиданий и предубеждений своих отцов. Неудивительно, что он так любил эту книгу. Страница за страницей была выделена или отмечена, нацарапанный шрифт местами переходил от карандаша к ручке, от почерка ребенка к почерку мужчины.
Вот оно. Мой палец пробежал по словам, когда я произнесла вслух.
«Я сказал, что это слово таит в себе величие человека, если он захочет им воспользоваться.»
«Помнится, Сэму Гамильтону это нравилось.»
«Оно освободило его», - сказал Ли. «Оно давало ему право быть мужчиной, не похожим на всех остальных.»
«Он был одинок.»
«Все великие и ценные вещи одиноки.»
Я подняла глаза, когда солнце блеснуло на теплице, которую, как упоминал Кэм, он строит, и сам мужчина шагнул через стеклянную дверь, вытирая пот со лба рукавом рубашки. Его кепка была надета задом наперед, футболка была такой же грязной и испачканной, как и джинсы, и все же он никогда не выглядел для меня таким красивым, как в этот момент, этот невероятный человек, борющийся за то, чтобы все росло в самой негостеприимной местности.
Как и его мать.
Я прочитала последнюю часть текста, так как Кэм выделил только ее.
«Что это за слово?»
«Timshel - свобода выбора.»
Я закрыла книгу и прижала ее к груди. Он решил,
