Підземка - Муракамі Харукі
Его голова убелена сединой, он носит очки. При первой встрече, скорее всего, производит впечатление мягкого человека и не похож на тех бизнесменов, которые в деловых переговорах стремятся задавить своего партнера. Если бы мне сказали, что он — учитель истории в средней школе, я бы поверил.
Родился в префектуре Сига, при содействии школы поступил в оптовую торговую фирму по продаже тканей для пошива традиционной японской одежды. Среди 30 служащих фирмы большинство было из префектуры Сига. Здесь он проработал более 30 лет, а затем создал собственное дело.
Впрочем, в последнее время все меньше людей носит кимоно, и все без исключения фирмы, торгующие такими тканями, попали во что-то похожее на "структурную депрессию". Онума-сан тоже говорит, что у этого бизнеса нет будущего, и все его коллеги переключились на другие дела. В голосе его не чувствовалось оптимизма.
В беседе он не мог не пожаловаться, что в такое трудное для него время он еще и отравился зарином. Действительно, человека, который единолично ведет дело, никто не может заменить, если он заболеет. Можно только ему посочувствовать.
Наш бизнес и в период экономики "мыльного пузыря" не особенно процветал, а пик пришелся на период "нефтяного шока". Прошел слух, что кимоно больше не будут шить. Для него не было никаких оснований, но слух перерос в панику, и розничные торговцы стали скупать материал впрок. Возник этот слух в районе Кансай и докатился до Токио. Но затем настали трудные времена.
Из фирмы я ушел в 50 лет. К тому времени я уже входил в ее правление. Из-за внутренних разногласий все правление вышло в отставку, и тогда я покинул фирму и еще с пятью ее бывшими служащими создал нынешнее дело. Однако они один за другим поуходили, и я остался один.
Перспективы, что возникнет новый бум кимоно, практически нет, хотя многие бы этого желали. В нашей жизни все меньше случаев, когда нужно надевать кимоно.
Живу я в городе N, в десяти минутах от железнодорожной станции. Сейчас живем втроем: я, жена и дочь. Детей у меня трое, но двое отселились. Дочь работает.
По государственной железной дороге, линия Собу, я еду до станции Акихабара, где пересаживаюсь на метро, линия Хибия, и далее — до станции Нингётё. Обычно приезжаю на работу к девяти. В тот день вышел из дома на час раньше: я получил заказ от одного из постоянных клиентов на поставку ткани специальной окраски. Моя фирма подводит годовой баланс 20 марта, поэтому я рассчитывал зачислить поставку товара на этот день. Президент фирмы заказчика обычно рано приходит на работу, и я планировал доставить ему образцы к 10 утра, предварительно захватив с собой представителя фирмы, которая специализируется на окраске тканей. Я надеялся на довольно крупный заказ и считал, что присутствие красильщика на переговорах будет только полезным. Вот потому и вышел раньше.
На Акихабара я обычно сажусь в передний вагон, что сделал и в тот раз. Как всегда, вагон был переполнен. Однако поезд скоро остановился в тоннеле, и по внутреннему радио передали сообщение: на станции Цукидзи произошел взрыв, поэтому поезд на некоторое время задерживается. Помню, было еще одно сообщение: что-то произошло и на станции Хаттёбори. Во всяком случае, поезд простоял в тоннеле довольно долго, минут 10-15, поскольку поезд перед ним, видимо, не давал ему двигаться дальше. Я уже начал нервничать. Почему именно сегодня, когда у меня такие важные переговоры?
Вскоре по радио сообщили: после того как пассажиры сойдут с поезда, который сейчас стоит на станции Кодэмматё, наш поезд займет его место, всех пассажиров также просим выйти из вагонов — поезд дальше не пойдет. Вскоре поезд тронулся. Я подумал, что от Кодэмматё я могу дойти пешком до Суйтэнмия линии Хандзомон и ехать дальше. Но на это потребуется дополнительное время, и я расстраивался все больше.
Однако когда поезд подошел к Кодэмматё, через окно было видно, что на платформе происходит какая-то шумная сцена. Там еще остались пассажиры с предыдущего поезда, и один, молодой мужчина, вел себя очень буйно, размахивал руками и что-то громко кричал. Сейчас-то я могу предположить, что он вел себя так из-за того, что ему было очень плохо. Другой мужчина, похоже, его товарищ, а может, и посторонний, пытался его успокоить. Все это представляло собой довольно необычное зрелище.
Как я уже говорил, ехал я в первом вагоне, а выход на Кодэмматё расположен на другом конце платформы, поэтому надо было идти назад. Как я сейчас отчетливо помню, на уровне третьего вагона в тени колонны я увидел завернутый в газетную бумагу небольшой пакет, из которого на пол платформы вытекала жидкость. Проходя мимо, я почувствовал запах. Определенно, это был запах какого-то лекарства. Меня потом многие спрашивали, на что он похож, но зловонным его не назвать, а словами описать его я не могу. К тому же я тогда не обратил на него большого внимания.
Перед билетным контролем толпились сошедшие с поезда пассажиры, все двигались вперед очень медленно. Я думал только о том, чтоб побыстрее выйти наружу, и больше ничего не замечал. Буйного молодого человека нигде не было видно, и что с ним случилось, я не знаю.
Поднявшись по лестнице, я вышел наружу. Шедший рядом мужчина спросил: что же все-таки произошло? Вдруг на какой-то миг я почувствовал, что теряю сознание, но это быстро прошло, осталось только легкое головокружение. Но и оно быстро прошло, и я почувствовал себя нормально. Закурив сигарету, я шел, беседуя с тем незнакомым мужчиной.
Чтобы дойти до станции Суйтэнмия, мне потребовалось чуть больше 10 минут. Туда шло довольно много людей, которые, видимо, ехали в одном со мной поезде. Я чувствовал себя вполне прилично, никаких неприятных ощущений не испытывал. Однако стоило зайти в контору… Открыл ключом дверь, вошел внутрь — а там темно. Почему такой полумрак при хорошей погоде? Словно я в темных очках. К тому же я почувствовал какой-то странный запах, пришлось прополоскать рот.
Однако мне уже пора было ехать за специалистом по окраске тканей. По линии Хандзомон поезда ходили, поэтому я доехал до Отэмати, где сделал пересадку на линию Маруноути и доехал до Икэбукуро. На Икэбукуро я намеревался сделать пересадку на линию Сэйбу. Когда я еду в метро, всегда читаю газету, а в этот раз оказалось довольно темно и трудно читать. Нельзя сказать, что совсем не мог, но было все же темно. Это показалось мне странным. Однако других признаков заболевания я не чувствовал и поехал дальше на фирму крашения тканей. Там, взяв образцы, вместе со специалистом поехали на его машине к заказчику в район Итабаси. Поскольку мне все-таки было не по себе, я попросил включить радио, и из новостей впервые узнал, что произошло. Но коль скоро мы уже были на пути к заказчику, я подумал, что сначала надо провести с ним переговоры, а затем ехать в больницу.
Однако спутник убедил меня, что лучше сразу же ехать в больницу, и в тот день я отменил деловые переговоры и поехал туда. Посмотрев только на мои глаза, врач сразу уложил меня в больницу. Там я провел две ночи. Но головной боли у меня не было, и спал я довольно спокойно.
До тех пор я был вполне здоров, ни разу не болел. Давление всегда было нормальным. Однако сейчас левая нога иногда немеет, но я не знаю, от зарина это или нет. Раньше подобного никогда не было. Также стали сильно слезиться глаза, однако это, может быть, и возрастное. Истинную причину так просто не установить.
Вы спрашиваете о психологических последствиях. Ну что вам сказать… Бывает, раздражаюсь при ведении деловых переговоров, но причина тут, вероятно, совсем в другом (смеется). Для такого как я, кто один занимается всеми делами фирмы, даже три дня в больнице — уже масса проблем. Меня некому заменить. Особенно если это конец месяца — за это время накапливается много дел. Между прочим, та сделка с тканями особой окраски, к счастью, состоялась. Это единственное, в чем повезло.
Я неимоверно зол на членов секты "Аум Синрикё". Больше всего раздражает то, что они делают вид, будто ничего не знают. Я не могу выразить словами свой гнев.
Далее следуют свидетельства пострадавших (или свидетельства других о пострадавших) на станции Кодэмматё, независимо от номера их поезда.
Инцидент случился как раз в день моего 65-летия.
Кэйити Исикура (65 лет)
Исикура-сан много лет проработал в фирме по изготовлению полотенец и в 55 лет вышел на пенсию. Сейчас работает в компании, производящей резиновую тесьму; фирма находится в Нингётё.
В день, когда я посетил его дом неподалеку от станции Танидзука железнодорожной линии Тобу-Исэдзаки[97]меня восхитил великолепно ухоженный сад и участок. Куда ни бросишь взор, все блистает чистотой. Просто поразительно, насколько все в доме и вокруг опрятно. Исикура-сан встает в половине четвертого утра, занимается тщательной уборкой, затем принимает ванну и идет на работу. Поразительный человек.
Уборку он особо не любит, но когда решил делать хотя бы что-то одно, в чем не будет уступать никому, то выбрал уборку. Поэтому лишь уборка — предмет его гордости перед другими людьми. Сам он говорит: "По характеру я такой человек. Если сам что-то задумаю, обязательно доведу до конца. О мелочах я при этом не забочусь". Производит впечатление аккуратного по природе своей человека с твердым характером.
Исикура-сан не пострадал непосредственно от зарина на платформе или в поезде. Он случайно проходил мимо станции Кодэмматё и увидел лежавших на земле людей.
Что там произошло, заинтересовался он, и, подойдя ко входу, заглянул внутрь. Этого хватило, чтобы он отравился. Редкий случай среди тех, у кого я брал интервью. И сейчас он все еще страдает от последствий этого отравления. Поезд, на котором ехал Исикура-сан, прекратил движение на станции Акихабара, но его номер установить не удалось.
Я родился 20 марта, так что трагедия с зариновым отравлением произошла в день моего рождения. Мне тогда исполнилось 65 лет.
Родился я в городе Оно префектуры Фукуи[98], недалеко от храма Эйхэйдзи. Если от храма на машине поехать в горы, через 20 минут попадете в наш город. Наша семья имела молочное хозяйство, которое называлось "Ферма Исикура". У нас было семь или восемь коров. Каждое утро их доили, разливали молоко по емкостям и доставляли потребителям.
