Українська література » Публіцистика » Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко

Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко

Читаємо онлайн Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко
в сказке моей о золотом петушке:

Царствуй лёжа на боку

и

Сказка ложь, да в ней намёк,

Добрым молодцам урок.

Времена Красовского162 возвратились. Никитенко глупее Бирукова163».

СПОГАДИ СУЧАСНИКІВ ПРО ПУШКІНА

Відкриваючи епоху розквіту рідної літератури, геніальний поет привертає чільну увагу своїх сучасників. Коли ж йдеться про таку громадську життєлюбну товариську особу, яким був Олександр Сергійович Пушкін, така увага подвоюється, якщо не помножується. Спогадів про справжнього фундатора російської літератури безліч. Автори пропонованої праці змогли включити до неї лише одиниці.

Ф. Глинка. «Удаление А. С. Пушкина из С. – Петербурга в 1820 году»164

Відомий декабрист Ф. Глінка165 свідчить про перше заслання О. С. Пушкіна: «Познакомившись и сойдясь с Пушкиным с самого выпуска его из лицея, я очень любил его как Пушкина и уважал, как в высшей степени талантливого поэта. Кажется, и он это чувствовал и потому дозволял мне говорить прямо на насчёт тогдашней его разгульной жизни. Мне даже удалось отвести его от одной дуэли. Но это постороннее: приступаю к делу. Раз утром выхожу я из своей квартиры (на Театральной площади) и вижу Пушкина, идущего мне навстречу166. Он был, как и всегда, бодр и свеж; но обычная (по крайней мере, при встречах со мною) улыбка не играла на его лице, и лёгкий оттенок бледности.

– Я к вам.

– А я от себя!

И мы пошли вдоль площади. Пушкин заговорил первый:

– Я шёл к вам посоветоваться. Вот видите: слух о моих и не моих (под моим именем) пиесах, разбежавшихся по рукам, дошёл до правительства. Вчера, когда я возвратился домой, мой старый дядька объявил, что приходил в квартиру какой-то неизвестный человек и давал ему пятьдесят рублей, прося дать ему почитать моих сочинений и уверяя, что скоро принесёт их назад. Но мой верный старик не согласился, а я взял да и сжёг все мои бумаги. При этом рассказе я тотчас узнал Фогеля с его проделками.

Теперь, – продолжал Пушкин, немного озабоченный, – меня требуют к Милорадовичу! Я знаю его по публике, но не знаю, как и что будет и с чего с ним взяться?.. Вот я и шёл посоветоваться с вами…

Мы остановились и обсуждали дело со всех сторон. В заключение я сказал ему:

– Идите прямо к Милорадовичу, не смущаясь и без всякого опасения. Он не поэт; но в душе и рыцарских его выходках у него много романтизма и поэзии: его не понимают! Идите и положитесь безусловно на благородство его души: он не употребит во зло вашей доверенности.

Тут, ещё поговорив немного, мы расстались. Пушкин пошёл к Милорадовичу, а мне путь лежал в другое место.

Часа через три явился и я к Милорадовичу, при котором, как при генерал-губернаторе, состоял я, по высочайшему повелению, по особым поручениям, в чине полковника гвардии. Лишь только ступил я на порог кабинета, Милорадович, лежавший на своём зелёном диване, окутанный дорогими шалями, закричал мне навстречу:

– Знаешь, душа моя! (это его поговорка) у меня сейчас был Пушкин! Мне ведь велено взять его и забрать все бумаги; но я счёл более деликатным (это тоже любимое его выражение) пригласить его к себе и уж от него самого вытребовать бумаги. Вот он и явился очень спокоен, с светлым лицом, и когда я спросил о бумагах, он отвечал: «Граф! все мои стихи сожжены! – у меня ничего не найдётся на квартире; но если вам угодно, всё найдётся здесь (указал пальцем на свой лоб). Прикажите подать бумаги, я напишу всё, что когда-либо написано мною (разумеется, кроме печатного) с отметкою, что моё и что разошлось под моим именем». Подали бумаги. Пушкин сел и писал, писал… и написал целую тетрадь… Вот она (указывая на стол у окна), полюбуйся!.. Завтра я отвезу её государю. А знаешь ли? Пушкин пленил меня своим благородным тоном и манерою (это тоже его словцо) обхождения.

После этого мы перешли к очередным делам, а там занялись разговорами о делах графа, о Вороньках (имение в Полтавской губернии), где он выстроил великолепный дом, развёл чудесный сад (он очень любил садоводство) и всем этим хотел пожертвовать в пользу института для бедных девиц Полтавской губернии.

На другой день я постарался прийти к Милорадовичу поранее и поджидал его возвращения от государя. Он возвратился, и первым словом его было:

– Ну, вот дело Пушкина и решено!

Разоблачившись потом от мундирной формы, он продолжал:

– Я вошёл к государю с своим сокровищем, подал ему тетрадь и сказал: «Здесь всё, что разбрелось в публике, но вам, государь, этого не надо читать!» Государь улыбнулся на мою заботливость. Потом я рассказал подробно, как у нас дело было. Государь слушал внимательно, и наконец спросил: «А что ж ты сделал с автором?» – Я сказал ему от вашего имени прощение. Тут мне показалось, – продолжал Милорадович, – что государь слегка нахмурился. Помолчав немного, государь с живостью сказал: «Не рано ли?» Потом, ещё подумав, прибавил: «Ну, коли уж так, то мы распорядимся иначе: снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему прогоны и, с соответствующим чином и с соблюдением возможной благовидности, отправить его на службу на юг».

Вот как было дело. Между тем, в промежутке двух суток, разнеслось по городу, что Пушкина ссылают. Гнедич167, с заплаканными глазами (я сам застал его в слезах), бросился к Оленину168; Карамзин, как говорили, к государыне; а незабвенный для меня Чаадаев хлопотал у Васильчикова, и всякий старался замолвить слово за Пушкина. Но слова шли своею дорогою, а дело исполнялось буквально по решению…169

Кто таков упомянутый здесь Фогель? Фогель был одним из знаменитейших, современных ему агентов тайной полиции. В чине надворного советника он числился (для вида) по полиции; но действовал отдельно и самостоятельно. Он хорошо говорил пофранцузски, знал немецкий язык, как немец, говорил и писал по-русски, как русский.

Во время Семёновской истории170 он много работал и удивлял своими донесениями. Служил он прежде у Вязмитинова171, потом у Балашова172, и вот один из фактов его искусства в ремесле. В конце 1811 года с весьма секретными бумагами на имя французского посла в Петербурге выехал из Парижа тайный агент. Его перехватили и перевезли прямо в Шлюссельбургские казематы, а коляску его представили к Балашову, по приказанию которого её обыскали, ничего не нашли и поставили рядом с министерскими экипажами. Фогеля послали на разведку. Он разведал и объявил,

Відгуки про книгу Тарас Шевченко та його доба. Том 2 - Рем Георгійович Симоненко (0)
Ваше ім'я:
Ваш E-Mail: