Отверженные 2 том - Гюго

- Для порки, - закончил Гаврош.

- Моя мама, - начал снова старший, - настоящая дама, она живет с мамзель Мисс…

- Фу-ты-ну-ты - ножки-гнуты, - подхватил Гаврош.

Тут он остановился и стал рыться и шарить во всех тайниках своих лохмотьев.

Наконец он поднял голову с видом, долженствовавшим выражать лишь удовлетворение, но на самом деле торжествующим.

- Спокойствие, младенцы! Хватит на ужин всем троим.

Не дав малюткам времени изумиться, он втолкнул их обоих в булочную, швырнул свое су на прилавок и крикнул:

- Продавец, на пять сантимов хлеба!

«Продавец», оказавшийся самим хозяином, взялся за нож и хлеб.

- Три куска, продавец! - крикнул Гаврош.

И прибавил с достоинством:

- Нас трое.

Заметив, что булочник, внимательно оглядев трех покупателей, взял пеклеванный хлеб, он глубоко засунул палец в нос и, втянув воздух с таким надменным видом, будто угостился понюшкой из табакерки Фридриха Великого, негодующе крикнул булочнику прямо в лицо:

- Этшкое?

Тех из наших читателей, которые вообразили бы, что это русское или польское слово, или же воинственный клич, каким перебрасываются через пустынные пространства, от реки до реки, иоваи и ботокудосы, мы предупреждаем, что слово это они (наши читатели) употребляют ежедневно и что оно заменяет фразу: «Это что такое?» Булочник это прекрасно понял в ответил:

- Как что? Это хлеб, очень даже хороший, хлеб второго сорта.

- Вы хотите сказать - железняк? - возразил Гаврош спокойно и холодно - негодующе. - Белого хлеба, продавец! Чистяка! Я угощаю.

Булочник не мог не улыбнуться и, нарезая белого хлеба, жалостливо посматривал на них, что оскорбило Гавроша.

- Эй вы, хлебопек! - сказал он. - Что это вы вздумали снимать с нас мерку?

Если бы их всех троих поставить друг на друга, то они вряд ли составили бы сажень.

Когда хлеб был нарезан и булочник бросил в ящик су, Гаврош обратился к детям:

- Лопайте.

Мальчики с недоумением посмотрели на него.

Гаврош рассмеялся:

- А, вот что! Верно, они этого еще не понимают, не выросли. - И, прибавив: - Ешьте, - он протянул каждому из них по куску хлеба.

Решив, что старший более достоин беседовать с ним, а потому заслуживает особого поощрения и должен быть избавлен от всякого беспокойства при удовлетворении своего аппетита, он сказал, сунув ему самый большой кусок:

- Залепи-ка это себе в дуло.

Один кусок был меньше других; он взял его себе.

Бедные дети изголодались, да и Гаврош тоже. Усердно уписывая хлеб, они толклись в лавочке, и булочник, которому было уплачено, теперь уже смотрел на них недружелюбно.

- Выйдем на улицу, - сказал Гаврош.

Они снова пошли по направлению к Бастилии.

Время от времени, если им случалось проходить мимо освещенных лавочных витрин, младший останавливался и смотрел на оловянные часики, висевшие у него на шее на шнурочке.

- Ну не глупыши? - говорил Гаврош.

Потом задумчиво бормотал:

- Будь у меня малыши, я бы за ними получше смотрел.

Когда они доедали хлеб и дошли уже до угла мрачной Балетной улицы, в глубине которой виднеется низенькая, зловещая калитка тюрьмы Форс, кто-то сказал:

- А, это ты, Гаврош?

- А, это ты, Монпарнас? - ответил Гаврош.

К нему подошел какой-то человек, н человек этот был не кто иной, как Монпарнас; хоть он и переоделся и нацепил синие окуляры, тем не менее Гаврош узнал его.

- Вот так штука! - продолжал Гаврош. - Твоя хламида такого же цвета, как припарки из льняного семени, а синие очки - точь-в-точь докторские. Все как следует, одно к одному, верь старику!

- Тише! - одернул его Монпарнас. - Не ори так громко!

И оттащил Гавроша от освещенной витрины.

Двое малышей, держась за руки, машинально пошли за ними.

Когда они оказались под черным сводом ворот, укрытые от взглядов прохожих и от дождя, Монпарнас спросил:

- Знаешь, куда я иду?

- В монастырь Вознесение-Поневоле[44], - ответил Гаврош.

- Шутник! Я хочу разыскать Бабета, - продолжал Монпарнас.

- Ах, ее зовут Бабетой! - ухмыльнулся Гаврош.

Монпарнас понизил голос:

- Не она, а он.

- Ах, так это ты насчет Бабета?

- Да, насчет Бабета.

- Я думал, он попал в конверт.

- Он его распечатал, - ответил Монпарнас и поспешил рассказать мальчику, что утром Бабет, которого перевели в Консьержери, бежал, взяв налево, вместо того чтобы пойти направо, в «коридор допроса».

Гаврош подивился его ловкости.

- Ну и мастак! - сказал он.

Монпарнас сообщил подробности побега, а в заключение сказал:

- Ты не думай, это еще не все!

Гаврош, слушая Монпариаса, взялся за трость, которую тот держал в руке, машинально потянул за набалдашник, и наружу вышло лезвие кинжала.

- Ого! - сказал он, быстро вдвинув кинжал обратно. - Ты захватил с собой телохранителя, одетого в штатское.

Монпарнас подмигнул.

- Черт возьми! - воскликнул Гаврош. - Уж не собираешься ли ты схватиться с фараонами?

- Как знать, - с равнодушным видом ответил Монпарнас, - булавка никогда не помешает.

- Что же ты думаешь делать сегодня ночью?

Монпарнас снова напустил на себя важность и процедил сквозь зубы:

- Так, кое-что.

Затем, переменив разговор, воскликнул:

- Да, кстати!

- Ну?

- На днях случилась история. Вообрази только. Встречаю я одного буржуа. Он преподносит мне в подарок проповедь и свой кошелек. Я кладу все это в карман. Минуту спустя шарю рукой в кармане, а там - ничего.

- Кроме проповеди, - добавил Гаврош.

- Ну, а ты, - продолжал Монпарнас, - куда идешь?

Гаврош показал ему на своих подопечных и ответил:

- Иду укладывать спать этих ребят.

- Где же ты их уложишь?

- У себя.

- Где это у тебя?

- У себя.

- Значит, у тебя есть квартира?

- Есть.

- Где же это?

- В слоне, - ответил Гаврош.

Монпарнаса трудно было чем-нибудь удивить, но тут он невольно воскликнул:

- В слоне?

- Ну да, в слоне! - подтвердил Гаврош. - Што - туткоо?

Вот еще одно слово из того языка, на котором никто не пишет, но все говорят. «Штотуткоо» означает: «Что ж тут такого?»

Глубокомысленное замечание гамена вернуло Монпарнасу спокойствие и здравый смысл. По-видимому, он проникся наилучшими чувствами к квартире Гавроша.

- А в самом деле! - сказал он. - Слон так слон. А что, там удобно?

- Очень удобно, - ответил Гаврош. - Там, правда, отлично. И нет таких сквозняков, как под мостами.

- Как же ты туда входишь?

- Так и вхожу.

- Значит, там есть лазейка? - спросил Монпарнас.

- Черт возьми! Об этом помалкивай. Между передними ногами. Шпики ее не заметили.

- И ты взбираешься наверх? Так, понимаю.

- Простой фокус. Раз, два - и готово, тебя уже нет.

Помолчав, Гаврош добавил:

- Для этих малышей у меня найдется лестница.

Монпарнас расхохотался:

- Где, черт тебя побери, ты раздобыл этих мальчат?

- Это мне один цирюльник подарил на память, - не задумываясь, ответил Гаврош. Вдруг Монпарнас задумался.

- Ты узнал меня