В глуши - Марко Вовчок

Но Варвара Ивановна прожила это время тоже не без житейских битв, тоже получила раны, была всецело ими поглощена и показывала их так же экспансивно, как старательно племянник скрывал свои.

- Захотелось домой? - прервала она.- Тяжело возвращаться в разоренное гнездо, Володя!

Легкая краска выступила на щеках Хрущова.

«Верно, и здесь уж прослышали!» - подумал он, принимая эти слова за намек на свое сердечное крушение и делая вид, что относит сказанное единственно к запустению в деревенском доме, ответил с наружным спокойствием:

- Ничего, тетя, я все исправлю... переменю обои... и недурно устроюсь...

- Ах, Володя, милый друг! Есть вещи, которых уж нам с тобой не исправить и не устроить!

Слезы закапали по ее щекам.

- Полноте, тетя, не огорчайтесь! - проговорил Хрущов, с томительным замиранием ожидая, что вот-вот придется перейти к более прямым и подробным излияниям, и начиная раскаиваться, зачем пришел в Райское.- Вы все представляете себе в мрачном свете...

- Нет, Володя, не говори этого! Ты все путешествовал, ты здесь не жил, после... после этого... 12 не видал... не испытал, что я испытала!

Ее глаза, в молодости славившиеся своей поволокой, бирюзовым цветом и ангельским выражением, так засветились, что племянник не узнал их. Он недоумевал, в чем дело, но у него отлегло от сердца: хотя ему было душевно жаль милую родную, но мысль, что ее огорчение избавит его от допроса о мучительно пережитом и еще живом горе, доставила ему великую отраду.

- Милая тетя! - проговорил он, целуя ее ручку.

- Ты не можешь себе представить! - продолжала Варвара Ивановна.- Не можешь! не можешь! Уж не говорю преданности, уважения... уж не говорю!.. На каждом шагу дерзости, даже насмешки!.. На каждом шагу кричат: мы уж не крепостные, вы ничего не смеете теперь сделать!.. Ах, Володя! Ты не жил здесь, не видал, не испытал!

- Зачем так близко принимать к сердцу, тетя...

- Володя! Володя! Да разве можно переносить это равнодушно? Ты пойми: ни преданности, ни уважения!.. Даже насмешки! Et tu sais, si j’étais bonne! Je faisais tout ce que pouvais pour eux. 13 Помнишь, бывало, по праздникам качели, хороводы... всегда давала на посев, ласкала детей, дарила девочкам ленты и бусы... И никакой благодарности, никакого чувства!.. Знаешь, никакого! А бывало, кланялись в ноги, плакали!.. Ils versaient des larmes de crocodile! 14 Помнишь Аксютку? Дрянная такая девчонка, так, клочок какой-то?.. И вдруг она приходит и говорит мне: «Воля ваша, а я не буду полоть резеды»... Вообрази! Вообрази!

- Стоит ли оскорбляться капризом глупой девчонки, тетя...

- Помилуй, Володя! Аксютка и капризы! Что ж после этого? - воскликнула Варвара Ивановна.- Аксютка капризничает! Аксютка! Аксютка!

Варвара Ивановна начала задыхаться.

- Милая тетя, такие вещи неизбежны... Старайтесь принимать их спокойнее... Помните, как вы сами радовались освобождению крестьян?

- Ах, Володя! Разве я тогда этого ожидала?

Хрущов хотел спросить, чего же она, собственно, ожидала, но счел за лучшее этого не спрашивать и только повторил, что не стоит так огорчаться.

- Я тогда верила, я была, как младенец! - продолжала Варвара Ивановна,- я жила в каком-то сне... Et quel réveil! 15 Я чувствую, что я между зверями, что хожу над какою-то бездною... Я вынуждена была выписать из Москвы немцев, плачу им неслыханное жалованье...

- Если вы ими довольны, тетя...

- Какое довольна! Нахалы, воры... Но все не так тяжело, как свои... не так горько... Ты только вообрази, что Михешка встречается со мной и не кланяется! И глядит мне прямо в глаза! Как тебе это покажется? Тот самый Михешка, который... О, Володя! роптать грех, но испытание не по человеческим силам!

- Однако, тетя, с неизбежным надо примириться...

- Ах, Володя! Как ты можешь это говорить! Ты не жил здесь, не видал, не испытал!.. И никакого суда нет! Мировые выбраны - все предатели... Я спрашиваю у Астафьева: скажите, Илья Данилович, что я в своем имении? Знаешь, что он мне отвечает? «Вы как и я, как и все люди - червь». И это при Михешке и при Терешке!..

- Астафьев ведь недалек, тетя, и по глупости...

- Неужто ты хочешь оправдывать этого низкого выскочку?

- Я объясняю, тетя...

- Un homme qui n’a ni foi, ni loi. 16 Он ограбил своих родных племянниц, сирот... Он уморил несчастную жену...

Послышалось шуршание накрахмаленных юбок, и в дверях появилась, сверкая золотыми подвесками и распространяя запах мусатовской помады, востроносая, востроглазая поповна с корзиночкой грибов в руках, а за нею тяжеловесная румяная черничка с грибами в кузовке.

- Вот, Варвара Ивановна, что было возможно собрать... Всей душой и всем сердцем старались, но судьба преследовала иначе,- начала поповна, вкладывая всю свою грацию в поклон и подавая корзиночку на указательном и среднем пальцах.

- Уж, господи, как старались,- произнесла черничка, представляя свой кузовок.

Она хотела так же покачнуться и изогнуться в поклоне, как ее юркая подруга, но это совсем не вышло и она, застыдившись, могла только невнятно повторить:

- Господи, как...

- Спасибо, Луша, спасибо, Поля... спасибо, милые! - сказала Варвара Ивановна, принимая корзиночку и кузовок.- Володя! это - дочка отца Павла. Ты, я думаю, не помнишь ее? А это - сестра отца дьякона...

- Никак бы не узнал,- приветливо улыбаясь, отвечал Хрущов, смутно помнивший двух девочек, которые по большим праздникам сидели на конце чайного стола, безмолвные и жадные, как карпы, и которых он, гуляя по саду, иногда выпугивал из запретного малинника.- Как здоровье отца Павла и отца дьякона?

- От души благодарю вас за внимание, Владимир Петрович,- не то вздохнула, не то пропела Луша, склоняя голову сначала на правую, затем на левую сторону.- Слава богу.

- Слава богу,- повторила Поля, откликаясь, как слабое эхо из глухого ущелья.

- А матушка ваша? - спросил Хрущов, припоминая, что у которой-то из них была рослая жилистая родительница,