Отверженные 3 том - Гюго
Но смеха слишком циничного, чтобы быть искренним. И в самом деле, смех звучит здесь подозрительно. У него своя цель. На него возложена обязанность доказать парижанам, что карнавал состоялся.
Такие разудалые коляски, в глубине которых чудятся бог весть какие мрачные тайны, наводят философа на размышления. За этим притаилась правящая власть. Вы живо ощущаете таинственную связь между уличными агентами и уличными девками.
Разумеется, весьма прискорбно, что мерзость, выставляемая напоказ, способна вызывать безудержное веселье, что нагромождение бесчестья и позора может разлакомить толпу, что полицейский сыск, служа проституции пьедесталом, забавляет улицу площадной руганью, что улице любо глазеть, как тащится на четырех колесах чудовищная груда живых тел, в мишуре и лохмотьях, в грязи и блеске, горланя и распевая, что зеваки рукоплещут этому торжеству всех пороков, что для простонародья праздник не в праздник, если в толпе не прогуливаются эти выпущенные полицией двадцатиглавые гидры веселья. Но что поделаешь? Эти телеги с человеческим отребьем, в лентах и в цветах, осуждены и помилованы всенародным смехом. Всеобщий смех - соучастник всеобщего падения нравов. Иные непристойные увеселения разлагают народ и превращают его в чернь, а черни, как и тиранам, необходимы шуты. У короля есть Роклор, а у народа Паяц. Париж - город великих безумств, кроме тех случаев, когда он бывает столицей великих идей. Там карнавал неразрывно связан с политикой. Надо признать, что Париж охотно смотрит комедию, которую разыгрывает перед ним гнусность. Он требует от своих властителей - когда у него есть властители - только одного: «Размалюйте мне грязь». Рим отличался теми же вкусами. Рим любил Нерона. А Нерон был великий скоморох.
Как мы уже сказали, случилось, что одна из таких огромных повозок, тащившая безобразную ораву замаскированных женщин и мужчин, застряла по левую сторону бульвара в то самое время, когда свадебный кортеж остановился по правую. Ряженые в коляске увидели на той стороне бульвара, как раз напротив, карету с невестой.
- Гляди-ка, - воскликнула одна из масок, - свадьба!
- Похороны, а не свадьба, - возразила другая маска - Вот у нас так настоящая свадьба.
Не имея возможности на столь далеком расстоянии подразнить свадебный поезд, опасаясь к тому же полицейского окрика, обе маски отвернулись.
Впрочем, спустя минуту у всех ряженых, набившихся в коляску, оказалось дела по горло, так как толпа принялась задирать их и зубоскалить, выражая этим, как принято на карнавале, свое одобрение: обе маски, завязавшие разговор, принуждены были наравне с товарищами смело вступить в битву со всей улицей, и им едва хватало боевых снарядов из их площадного репертуара, чтобы отражать град непристойных шуток черни. Между масками и толпой завязалась отчаянная перебранка чудовищными метафорами.
Тем временем двое других ряженых из той же коляски - старообразный испанец с непомерно длинным носом и громадными черными усами и тощая, совсем молоденькая рыночная торговка в полумаске - тоже заметили свадебный поезд и, пока их спутники переругивались с прохожими, начали меж собой тихую беседу.
Их перешептывание заглушалось общим гвалтом и тонуло в нем. Открытая коляска с ряжеными вымокла под дождем; февральский ветер неласков; сильно декольтированная девица, с усмешкой отвечая испанцу, стучала зубами от холода и кашляла.
Вот их диалог:
- Слушай-ка!
- Что, папаша?
- Видишь того старика?
- Какого старика?
- Вон там, в передней свадебной тарахтелке, с нашей стороны.
- У кого рука болтается на черной тряпке?
- Да.
- Вижу, ну и что?
- Мне сдается, я его знаю.
- Ну и ладно!
- Провалиться мне на месте, пускай у меня язык отсохнет, коли я не знаю этого парижского плясуна.
- Нынче весь Париж плясун.
- Можешь ты увидеть невесту, если нагнешься?
- Нет.
- А жениха?
- В этой тарахтелке нет жениха.
- Да ну?
- Разве только второй старикан.
- Нагнись хорошенько и постарайся все-таки разглядеть невесту.
- Не могу.
- Ладно, все равно, а я знаю этого старика с обмотанной клешней, разрази меня гром!
- А на кой тебе его знать?
- Мало ли что! Пригодится.
- Ну, а мне наплевать на стариков.
- Я его знаю!
- Ну и знай себе на здоровье.
- Какого дьявола он попал на свадьбу?
- Да мы-то ведь попали?
- Откуда едет эта свадьба?
- А я почем знаю?
- Слушай-ка!
- Ну?
- Тебе бы надо обделать одно дельце.
- Чего еще?
- Соскочи на мостовую да последи за свадьбой.
- Это зачем?
- Разнюхай, куда они едут и что это за птицы. Ну, прыгай живее, беги, дочка, ты у меня шустрая.
- Я не могу сойти с коляски.
- Почему?
- Меня наняли.
- Тьфу пропасть!
- Нынче мне весь день работать на полицию в этом самом наряде.
- Что правда, то правда!
- Сойди я с коляски, меня первый же легавый застукает. Сам знаешь.
- Как не знать!
- На сегодня меня сторговали фараоны.
- Мне нет дела, кто тебя сторговал. Меня бесит этот старик.
- Тебя бесят старики? Полно, ты же не девчонка!
- Он едет в первой коляске.
- Ну и что же?
- В тарахтелке невесты.
- А дальше?
- Стало быть, это отец.
- А мне плевать!
- Говорят тебе, это отец.
- Отец так отец, эка невидаль!
- Слушай.
- Чего еще?
- Я могу выходить только в маске. Так я хорошо укрыт, никто не знает, что я здесь. Но завтра уже не будет масок. Завтра покаянная среда. Я могу засыпаться. Придется уползти в свою дыру. А ты свободна.
- Не так чтобы очень.
- Все же больше, чем я.
- Ладно, ну а дальше?
- Постарайся узнать, куда поехала свадьба.
- Куда она поехала?
- Да.
