Благодарный Еродій - Сковорода Григорій

Что бо есть в человhкh глава, аще не сердце? Корень древу, солнце мыру, царь народу, сердце же человhку есть корень, солнце, царь и глава. Мати же что ли есть болящаго сего отрока, аще не перломатерь, плоть тhла нашего, соблюдающая во утробh своей бысер оный: "Сыне, храни сердце твое!" "Сыне, даждь мнh сердце твое!" "Сердце чисто созижди во мнh, боже!" О блажен, сохранившій цhло цhну сего маргарита! О благодарносте, дщерь господа Саваофа, здравіе жизнь и воскресеніе сердцу!

П и ш е к. Пожалуй, еще что-либо поговори о сердцh. Вельми? люблю.

Е р о д і й. О любезная госпо?же моя! Повhрьте, что совершенно будете спокойны тогда, когда и думать и бесhдовать о сердцh не будет вам ни омерзhния, ни сытости. Сей есть самый благородный глум. Любители же его нареченны — "царское священіе".

П и ш е к. Для чего?

Е р о д і й. Для того, что вся протчая дhла суть хвост, сіє же ест глава и царь.

П и ш е к. Ба! А что значит глум? Я вовся не розумhю. Мню, яко иностранное слово, сіє.

Е р о д і й. Никако. Оно есть ветхославенское, значит то же, что забава, еллински (????????? — діатріба), сирhчь провожденіе времени. Сей глум толико велик, яко нарочито бог возбуждает к нему: "Упразднитеся и уразумhйте", толико же славен, яко Давид им, яко же царским, хвалится: "Поглумлюся в заповhдех твоих". Древле един точію Израиль сею забавою утhшался и наречен язы?ком святым, протчіи же языцы, гонящіи и хранящіи суетная и ложная,— псами и свиніями. Сей царскій театр и дивный позор всегда был присный и неразлучный всhм любомудрым, благочестивым и блаженным людем. Всякое позорище ведет за собою скуку и омерзhніе, кромh сего; паче же сказать: чем болhе зрится, тhм живhе рвется ревность и желаніе. Елико внутреннhе отверзается, толико множайшая и сладчайшая чудеса открываются. Не сей ли есть сладчайшій и несытый сот вhчности? Мыр несытый есть, яко не удовляет. Вhчность несыта, яко не огорчает. Сего ради глаголет: "Сыне, храни сердце твое". Разжевав, скажите так: "Сыне, отврати очи твои от сует мырских, перестань примhчать враки его, обрати сердечное око твое во твое же сердце. Тут дhлай наблюденія, тут стань на стражh со Аввакумом, тут тебh обсерваторіум, тут-то узриш, чего никогда не видал, тут-то надивишься, насладишься и успокоишься".

П и ш е к. Но для чего, скажи мнh, всh сердце презирают?

Е р о д і й. Для того, что всh его цhны не презирают. Сердце подобно царю, во убогой хижинкh и в разh живущему. Всяк его презирает. А кому явилося величествіе его, тот, пад ниц, раболhпно ему покланяется и сколь можно, все презрhв, наслаждается его и лица и бесhды. Слово сіє: "Сыне, храни сердце твое" — сей толк и сок утаева?ет. Сыне! не взирай на то, что твое тhлишко есть убогая хижинка и что плоть твоя есть плетка и тканка простонародная, по?ртище подлое, слабое и нечистое. Не суди по лицу ничего, никого ни себе. В хижинкh той и под убогою тою одеждою найдешь там царя твоего, отца твоего, дом твой, ковчег его, кифу, гавань, петру и спасете твое. Быстро только храни, блюди и примhчай. А когда паки Давид гово?рит: "Поглумлюся в зап[овhдех] твоих" — не то же ли есть, что сказать так: "Наслаждуся твоего лица, словес твоих, совhтов и повелhній"? Самое видь величествіе его неизреченно удивляет прозорливца. Не пустый видь вопль сей: "Исповhмся тебh, яко страшно удивил мя еси". В древняя лhта между любомудрыми востал вопрос сей: "Что ли есть наибольшее?.." О сем всh размышляли чрез долгое время, лhтом и зимою, нощію и днем. Породилися о сем книги. Отдавалося от ученых гор по всей вселеннhй многое многих отвhтов и разногласное эхо. Тогда-то размhсишася и сліяшася языцы. Востал язык на язык, голова на голову, разум на разум, сердце на сердце... В сем столпотвореніи обрhтеся муж нhкій, не ученый, но себе прозрhвшій. Сей, паче надежды, обезглавил Голіафа. Смутилася и воскипhла вся мусикія, поющая пhсни бездушному истукану, тлhнному сему мыру, со златою его главою — солнцем. Злоба правдh прирази?лась, но о кифу вся разбилась. Востали борющія волны, но побhду достала славна сія слава: "Посредh (рече) вас живет то, что превышше всего есть". О боже, коль не слична мусикія без святаго духа твоего! И коль смhхотворна есть премудрость, не познавшая себе! Сего ради молю вас, любезная госпо?же моя, не смhйтеся и не хулите отца моего за то, что ничего нас не научил, кромh благодарности. Я стану плакать, утеку и полечу от вас.

П и ш е к. Постой, постой, любезный мой Еродій. Нынh не только не хулю отца твоего, но и благословлю и хвалю его. Нынh начало мнh, аки утро зарыть, тако открыватися, коль великое дело есть благодарность! Сотвори милость, еще хотя мало побесhдуй.

Е р о д і й. О добродhйко моя! Пора мнh за моим дhлом лhтhть.

П и ш е к. Друже мой сердечный! Я знаю, что отец твой есть милосердая и благочестивая душа, не разгнhвается за сіє.

Е р о д і й. Чего ж вы желаете?

П и ш е к. Еще о сем же хоть мало побесhдуем.

Е р о д і й. Станем же и мы ловить птицу тысячу лhт.

П и ш е к. Что се ты сказал?

Е р о д і й. Вот что! Нhкій монах 1000 лhт ловил прекраснhйшую из всhх птиц птицу.

П и ш е к. Знал ли он, что уловит?

Еродій. Он знал, что ее вовhки не уловит.

П и ш е к. Для чего ж себе пусто трудил?

Е р о д і й. Как пусто, когда забавлялся? Люде забаву купуют. Забава есть врачевство и оживотвореніе сердцу.

П и ш е к. Вот развh чудный твой глум и дивная діатриба?!

Е р о д і й. Воистину чудна, дивна и прекраснhйша птица есть вhчность.

П и ш е к. О! Когда вhчность ловил, тогда не всуе трудился. Вhрую, что она слаже меда. Посему великое дhло есть сердце, яко оно естh вhчность.

Е р о д і й. О любезная мати! Истину рекла еси. Сего толикаго дара и единаго блага слhпая неблагодарность, не чувствуя за 1000 бездhлиц, всякій день ропщет на промысл вhчнаго и сим опаляется. Обратися, окаянное сердце, и взглянь на себе самое — и вдруг оживотворишься. Почто ты забыло себе? Кто отверзет око твое? Кто воскресит память твою, блаженная бездно? Како воля твоя низвергнула тебе во мрачную сію бездну, преобразив свhт твой во тму? Любезная мати, разумhете ли, откуду родится радуга?

П и ш е к. А скажи, пожалуй, откуду? Я не знаю.

Е р о д і й. Когда смотрит на себе в зарца?лh пречистых облачных вод солнце, тогда его лице, являемое во облаках, есть радуга. Сердце человhческое, взирая на свою самую ипостась, воистину раждает предhл обуреваній, иже есть радостная оная дуга Ноева:

Пройшли облака,

Радостна дуга сіяет.

Пройшла вся тоска,

Світ наш блистает.

Веселіє сердечное есть чистый свhт ведра, когда миновал мрак и шум мырскаго вhтра.

Дуга, прекрасна сіяніем своим, како ты нынh отемнhла? Деннице пресвhтлая, како нынh с небесе спала еси? Ау! Низвергла тебе гордость, дщерь безчувственныя неблагодарности, предпочетшая хобот паче главы, сhнh преходящу паче мамврійскаго дуба. Еже бо кто обожает, в то себе преображает. Удивительно, како сердце из вhчнаго и свhтлаго преображается в темное и сокрушенное, утвердившися на сокрушеніи плоти тhла своего. Таков, аще себh зол, кому добр будет? "Разумивый же праведник себh друг будет и стези своя посредh себе упокоит". Сіє есть истинное, блаженное самолюбіе — ймhть дома, внутрь себе, все свое некрадомое добро, не надhяться же на пустыя руги и на наружныя околицы плоти своея, от самаго сердца, аки тhнь от своего дуба, и аки вhтвы от корене, и аки одежда от носящаго ее, зависящая. Вот тогда-то уже раждается нам из благодарности матерh подобная дщерь, еллински именуемая ??????????? (автаркhя), сирhчь самодовольность, быть самым собою и в себh довольным, похваляемая и превозносимая, яко слад-чайшій истиннаго блаженства плод, в первом Павловом письмh к Тимофею, в стихh 6-м так: "Есть снисканіе веліе — благочестіе с доволством". Вот вам два голубиная крила? Вот вам двh денницы! Двh дщери благодарности — благочестность и самодоволность. "И полещу и почію". Да запечатлhется же сія бесіда славою отца моего сею: главизна воспитанія есть: 1) благо родить; 2) сохранить птенцеви младое здравіе; З) научить благодарности.

П и ш е к. Ба! На что ж ты поднял крила?

Е р о д і й. Прощайте, мати. Полечу от вас. Сердце мое мнh зазирает, что не лечу за дhлом.

П и ш е к. По крайней мhрh привитайся з дочерьми моими.

Е р о д і й. Здhлайте милость! Избавте мене от вашего типика.

П и ш е к. Мартушка моя поиграет тебh на лютнh. Вертушка запоет или потанчит. Они чрез верх благородно воспитаны и в модh у господ. А Кузя и Кузурка любимы за красоту. Знаешь ли, что они пhсеньки слагают? И вhришь ли, что они в модh при дворh у Марокскаго владhлца? Там сынок мой пажем. Недавно к своей роднh прилетhл оттуда здешній попугай и сказал, что государь жалова?л золотую табакирку...

Е р о д і й. На что ему табакирка?

Пише к. Ха-ха-ха! На что? Наша видь честь зависит, что никто удачнhе не сообразуется людям, как наш род. Носи и имhй, хоть не нюхай. Знаешь ли, как ему имя?

Е р од і й. Не знаю.

П и ш е к. Имя ему Пhшок. Весьма любезное чадо.

Е р о д і и. Бога ради, отпущайте мене!

Пише к. Куда забавен скакун! Как живое сребро, всhми составами мает. Принц любит его, цhлые часы проводт с ним,забавляясь.

Е р о д і й. О сем его ни ублажаю, ни завижу. Прощайте!

П и ш е к. Постой, друг мой, постой! А о благом рожденіи не сказал ты мнh ни слова? Так ли? О-о, полетhл! Слушай, Вертушка! Что-то он, поднимаясь, кажется, скачал...

В е р т у ш к а. Он сказал, матушка сударыня, вот что: о благом рожденіи принесу вам карту.

П и ш е к. А когда же то будет?

Еродіи не лгут. Он в слhдующем мhсяцh маh паки посhтил сію госпожу. Принес о благом рожденіи свиток, но не мог ничем се утhшить: толь лютая терзала ее печаль. Никогда жесточае не свирhпhет печаль, как в то время, когда сердце наше, основав надhжду свою на лживом морh мыра сего и на лжекамнях его, узрит, наконец, опроверже?нное гнhзно свое и разоряющійся град ложнаго блаженства. Господин Пhшок, прескакивая из окна на окно, упал на двор из горних чертогов, сокрушил ноги и отставлен от двора. Сверх того, старшія дщери начали безчинствовать и хамским досаждепіем досаждать матерh. Вскоре она у?мре, дом же стал пуст. Тогда, аки желhзо на водh, восплыла на верх правда, яко силнhе всего есть страх божій и яко благочестивая и самодовольная благодарность превосходит небо и землю.

Еродій, отлhтая, повhсил на цвhтущем фнникh лист сей:

СВИТОК

о благом рожденіи чад ради благочестивых,

сострастных и здравых родителей.

Сhй в перву и втору луну, сирhчь в квадру,

Сhй, изшед из пиров и бесhд священных.

Зрhв мертвеца или страшен позор не сhй

Заченшей сверх не сhй Не в мhру пян не сhй.

Заче?нша да носит в мыслях и в позорах святых,

И в бесhдах святых, чужда страстных бурей,

В тихом безстрастіи во зрhніи свягых.

Тогда собудется: "И пройде дух хлада тонка и тамо бог" (Книга Царств).

По сем гайстер вознесся выспрь, воспhвал малороссійску пісенhку сію:

Соловеєчку, сва?тку, сва?тку!

Че бывал же ты в садку, в садку?

Че видал же ты, как сhют мак?

Вот так, так! Сhют мак.

А ты, шпачку, дурак...

Сію пhсенку мальчики, составив лик, сирhчь хор, или коровод, домашній его пhвчій во увеселеніе спhвали святому блаженому єпископу Іосафу Горленку.

А м и н h.

1 [Quadra] — чверть (лаг.).

2 XCITQE есть поздравленіе еллинское — радуйся! Салам — турское.