Рассказы из русского народного быта - Марко Вовчок

- Папа! Скажи мне, как у бога в небесах!

А барин сидел себе в креслах, какие-то картиночки переглядывал посвистываючи; вдруг, откуда ни возьмись - барышня как из-под земли перед ним: «Скажи, как у бога на небесах?» - а у самой слезы так и льются. Барин совсем оторопел.

- Оленька! Оленька! - кричит барыне.- Дай Зиночке конфет.

- Я не хочу конфет,- рыдает барышня,- ты скажи, о чем спрашиваю!

Барин ее за головку взял.

- Не болит головка? - спросил.

- Ну, хоть скажи, кто Москву построил? - пристает барышня.- Расскажи мне хоть что-нибудь!

И так молит его: ручки сложила, припадает к нему. Барин пощурился, пощурился на стены, да вспомнить, видно, не вспомнил ничего.

- Давно кто-то построил. Теперь уж забыто кто.

- Как же это забыто, папа? И все забывают?

- А ты как же думала? Разве все можно упомнить?

- О, папа! - говорит ему.- Мне жалко забывать! Я бы все хотела знать и не забыть.

- Да что тебе пришло в голову, кто Москву строил? Начто тебе?

- Так, знать хотелось, кто и какой был тот, что строил - сильный, большой?

- Не знаю,- смеется барии,- ведь я его не видал. Может, великан, а может, с тебя. Хочешь, я тебе картиночку подарю - Москва представлена?

Поискал меж книгами и дал ей картиночку.

- Вот тебе Москва, поди-ка рассмотри в детской.

Барышня пошла от него. Подержала в руках картиночку и отшвырнула от себя на пол. Поплакала себе еще потихоньку и притихла - задумалась, а играть с того вечера уж со мною не играла.

VIII

И часто она вот так-то всех дивила. Что дальше, то все она пытливее да привязчивее, тут еще захворала да нравная такая стала, ничем ей не угодит никто. Арина Ивановна ей и варений и печений, господа игрушек: «Не надо! Не хочу!» И от всего отворачивается.

- Да чего ж ты хочешь, Зиночка? - спрашивают у ней господа.

- Говорите со мной!

- Ну, что ж? О чем?

- Обо всем!

Тяжело барыня вздыхает, глядючи на барина, а барин в ответ плечами пожимает - оба не придумают, как тут горю помочь. Нанесла ей раз барыня картинок разных и рада была, что барышня занялась ими, а тут беда вышла. Попалась барышне картинка - гора огненная.

- Что это? Отчего огонь?

- Это гора огненная,- говорят.

- Что значит огненная? Отчего бывает огненная?

- Из земли огонь выходит.

- Отчего выходит?

- Так, такая уж гора.

- Как так? Ну, пусть у нас огонь из горы выйдет!

И пристала: «Скажи, отчего огонь»,- и плачет и кричит.

Барина позвали…

- Зиночка,- говорит барин,- есть, дружочек, такие горы, что вспыхивают; они далеко; а у нас горы простые.

Рассказал-то барин хоть не понятнее, да вид у него был важней, чем у барыни. Ну, а барышня все-таки свое: «Скажи, отчего огонь у нас не вспыхивает, отчего там вспыхивает?» Барин и осерчал немножко.

- Что это, Зиночка, пристала! Ты всех нас замучила!

Она ничего не слушает, разливается - плачет.

Да стала еще к тому все чаще хворать и шибко росла,- просто не по дням, а по часам росла. И все чудней становилась. То, бывало, по целым дням шумит, ко всем придирается, привередничает: и того хочу, и другого хочу,- ей всем угождают,- тогда она все бросает: «Не надо! Мне скучно!» - и плачет… А то, бывало, так: сидит она целый день, не шевельнется - думает, и как примется глядеть куда с утра, то до вечера глаз не отведет, на стену ли, в окно ли смотрит, и не видит, а говоришь с нею - не слышит. Чаще да чаще стало на нее находить.

Господа очень сокрушалися: и покою с нею нету, и что из нее выйдет, один бог ведает. Давно еще они поговаривали, что надо Зиночке учиться, пора, да все сбирались выписать ей учительницу, а тут уж они мешкать и откладывать не стали, и говорят барышне:

- Зиночка! К тебе скоро тетя славная приедет, станет тебя учить,- ты будешь умница? Ты ее слушаться будешь?

- Не знаю,- отвечает барышня.- Она-то меня тоже будет слушаться? Когда я буду о чем спрашивать, она от меня не уйдет, как ты? - говорит.

- Нет, мой дружочек, она всегда с тобой будет,- ублажает барыня,- она тебя всему научит, и ты будешь умная-умная девочка.

- Так я буду ее слушаться! - вскрикнула барышня.- А когда же она приедет?

- Скоро.

Барышне уж загорелось: что не едет да что мешкает. Ждет не дождется своей учительницы. Только у ней и речи, что об ней.

- Игрушечка! - говорит мне.- Ты рада ей будешь? Очень рада ты ей?

Не рассудит, какая ж мне-то радость? И кто ее знает, какова приедет.

Приехала немочка выписная. Смирная такая, молоденькая, беленькая и рукодельница великая: никогда она без работы не сидела. В будни шьет, в праздник чулок вяжет и так вяжет, на память, не глядя на спицы, а сама книжку читает. Барышня ее встретила с радостью такою - так ей в глаза и смотрит.

Принялась она за ученье немецкое,- что и засыпает - твердит уроки да слова немецкие. И скоро все понимать стала. Слушаючи, и я себе словцо-другое запомнила.

Только не надолго наша барышня к немочке прильнула, не по ней она была совсем - всего боялась, на всем запиналась, мешалась; а барышня - к огню ее можно приподобить - такая была; еще ж и хворая - так гневная и нетерпеливая. Начала барышня немочку гнать.

- Барышня,- спрашиваю,- за что вы всё на немочку сердитесь?

- Ах, Игрушечка! - отвечает, ручки свои крепко сжавши.- Она меня измучила! Я б ее и видеть-то не хотела!

- Да за что ж так?

- Ах, Игрушечка! Ты еще не знаешь, какая она мучительница! Прошу ли ее: погодите читать, расскажите