Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

Я понимаю, как тяжело скрывать от близких то, чем полна жизнь, чем живешь, но мне не хочется, чтобы наши положения, твое и мое, разнились. Ведь и у меня есть близкие, ведь и мне хочется поделиться с ними всем сокровенным, однако я, до поры до времени, не делаю этого. Будем же лучше в одинаковом положении—будем существовать пока только друг для друга и больше ни для кого. А. может быть, ты уже рассказала?

Теперь раскажу тебе о себе. Отпуск мой прошел скверно, как никогда. Я скучал, злился и не отдохнул. Тем не менее все говорят, что я поправился и находят, что даже помолодел. Чувствую себя лучше, почти здоров. Сейчас ничего не делаю, не пишу и даже не читаю: разленился. Впрочем, на днях думаю приняться за работу, за новый рассказ 3 хотя буду послушным и исполню все твои желания. Не буду засижизаться поздно и переутомляться. Знаешь, я хотел бы это время до твоего приезда проспать — таким тяжелым покажется мне, чувствую это, ждать 1 или 2-го августа. Сегодня первый раз пошел на службу и даже удивился, что бюро показалось мне таким отвратительным, таким пустынным, чужим. А все потому, что тебя нет там.

Голубочка моя, скорее бы увидеть тебя! Обнимаю издали и только живу тобой, мое счастье. Пишу тебе очень неполно, тороплюсь. У нас ремонт не окончился, я не имею места и мне мешают. Скоро напишу опять. Жду от тебя письма. Люблю тебя, дорогая. Будь здорова и весела, поправляйся, отдыхай и скорее приезжай к твоему Мусе.

130.

IT. VII СЮ7 [Чернігів].

Целую тебя, детка. Начинаю с этого, так как мне больше всего хочется поцеловать тебя. Сейчас я в очень хорошем настроении, так как во >вратился из почты и получил твог письмо, в котором столько любви, что у меня от счастья кружится голова. Верь, голубка, что я хочу отплатить тебе тем же и брось всякую мысль о разлуке. Скорее приезжай, скорее прижмись к моему сердцу, послушай как оно бьется для тебя,— и тогда ты перестанешь думать о прощальном письме. Не для того же я полюбил тебя так горячо и верно, чтобы отказаться от тяжело добытого счастья. Меня вяжет с тобой не одно физическое влечение, а нечто более сложное и более высокого порядка, ты могла убедиться в этом со всех моих поступков.

Я теперь, голубка моя, поправляюсь, толстею, почти ничего не делаю, нервы успокоились, сплю хорошо, даже снов не вижу — не вижу и тебя во сне — и это одна лишь неприятная сторона моего здоровья. Впрочем, надо приняться за себя и сесть за работу, а то и образ человеческий потеряешь.

Как я доволен, что тебе хорошо в деревне! Это хотя отчасти утешает меня в разлуке. Я часто мыслями с тобой, мы вместе отдыхаем, смотрим на реку, ходим по лугам. Иногда я ловлю себя на этих фантазиях и смеюсь, что я такой ребенок.

Новостей не могу сообщить тебе никаких. Живу одиноким, без людей — весь внутренний мир мой наполняешь ты да соперница твоя — литература. И мне хорошо. Право. Бюро не переношу теперь, Лех[някевича]35 не могу видеть, хотя, к моей досаде, приходится иметь с этим противным существом, с этим слизняком дело.

Ты не сердишься, что я пишу тебе карандашем? Не сердись также, что больше одного раза в неделю не буду писать, т. к. мне затруднительно. Да и от тебя я не чаще получаю письма. До следующего раза, сердце мое, любимая моя подруга. Дай мне свои губки, дай ручки, целую их без счета и пью из них счастье. Обнимаю сильно тебя, радость моя.

Люблю"

131.

25. VII. 1907 р., [Чернігів.]

Дорогое мое сердечко, ну и нападаешь ты на меня сразу в двух письмах, полученных в один день! А я, вместо того, чтобы оправдываться, улыбаюсь от счастья, что ты меня любишь. Неожиданный результат! Буду писать. Пишу сегодня, напишу в пятницу, если ты только хочешь. А я больше хочу говорить с тобой, видеть тебя, мое счастье, чем писать. Если ты 3-го авг. будешь еще в Чернигове, то выходив 71/* часов на место наших теперешних свиданий. Это будет, кажется, в пятницу. Если же не удастся тебе в пятницу, то во вторник, 7-го, в такое же время, там же.

Не знаю, право, на какой из вопросов раньше отвечать тебе и боюсь, "что опять что-нибудь пропущу, а моя милая сейчас подумает, что я люблю ее меньше. Начну с комнаты. Лучше садись, голубка, в комнате заведывающ[его]. Мне было бы гораздо приятнее видеть тебя в соседней комнате, но мне от этого житья не будет и испортят мне нервы. Впрочем, решай сама, сердце, лишь бы скорее видеть тебя уже. Теперь о детях. Взял я их раньше, чтобы не затруднять сестры при перевозке такой оравы, да им пора было и учиться музыке и языкам.

Меня уже поглотила "Просвіта"35 и начались занятия, дежурства, заседания, подготовка к вечерам, хотя в июле вечеров не устраивали. Летом трудно. Ну, что еще? Да башмаки. Чистить надо лимоном (ломтиком, мякотью) и выти-' рать чистым полотенцем. Когда высохнут, помазать желтой мазью (если есть), не лаком, а мазью и после того, как высохнут после мази, вытереть сукном. Если нет мази, то после лимона дать высохнуть и тогда вытереть до блеска. Кажется, верно.

За эти дни я опять устал и не совсем хорошо себя чувствую. Экстренные работы портят мое здоровье. Ничего, впрочем, серьезного, не беспокойся. Занят мыслями о теме нового рассказа — ее как раз и нет! Хоть бы ты помогла. Как я рад, сердце мое, что тебе хорошо в деревне, что ты меня любишь, что ты моя, что скоро буду целовать тебя и смотреть в твои глазкиI Если бы поскорее. Доследующего письма! Целую крепко, люблю безумно и все думаю, как я счастлив. Обнимаю.

Твой.

132.

27.VII 907. [Чернігів.]

Добрый день, мое счастье! Ты перестала уже сердиться на меня? Прощаешь твоего беспутного Мусю за все его грехи и прегрешения? Если бы ты скорее приезжала уже, я выцеловал бы себе прощение. Ты хочешь, чтобы я описывал тебе, как живу. Но ведь это очень трудно. Все это время с внешней стороны веду очень однообразную жизнь. Нигде не бываю, меня посещают редко; ограничиваюсь книгой, одиночеством и мыслями. Подсматриваю и подслушиваю тайны природы и все заношу в записную книжку37. Не знаю, знакома ли тебе эта всепоглощающая жажда красоты, это ревнивое чувство любопытства ко всем тайнам природы, наслаждение созерцания и понимания? Не ревнуй, только; я вижу в тебе всю природу с ея чудесами и люблю тебя больше всего.

Мучаюсь также. Не могу выбрать темы для нового рассказа, из десятка сюжетов до сих пор не остановился ни на одном. А мне необходимо к 1 сентября отослать уже готовую вещь — обещал. Наступают три дня отдыха — и если за это время ничего не придумаю, приду в отчаяние. Если бы ты была вблизи меня—фантазия бы моя работала живее и тема была бы придумана давно.

Всю ночь ты мне снилась. Мы целовались где-то в обществе, украдкой — и так сладки были поцелуи и опасность. Я все хвалил тебя за то, что ты поправилась, а за это получал: "комик!". Но, к утреннему огорчению, это был сон. Действительность же без тебя мало интересна, пустынна, холодна. Так тоскливо и одиноко.

Довольно! Не буду расстраивать себя печальными мыслями.

Лучше думать о том, что свидание не далеко уже. Ты меня

зацелуешь при свидании? Да, Шурочка? Зацелуй, чтоб

захватило дыхание, чтобы я не знал, живу или умер от счастья.^^ ^

Волнует меня сомнение — получу ли я от тебя письмо, или больше уже не будет твоих милых писем? Я пишу последнее, т. к. не надеюсь, чтобы ты успела получить следующее до 1-го. Помнишь ли ты наше условие — увидеться 3-го, в 1гІ2 ч. на обычном месте свиданий? Если тебе, конечно, можно; я могу и очень хочу. Если тебе неудобно 3-го то 7-го, во вторник, в такое же время и там же.

Если бы можно уснуть до этого времени, чтобы сократить томительное ожидание. Ужасно интересует меня, как ты выглядишь теперь, насколько поправилась, не изменилась ли в чем. Право, когда долго кого не видишь, относишься к нему как к новому человеку и всякая мелочь интересует. А пока — до свидания, голубка мот, моя милая, любимая Шурочка. Хочу, чтобы ты почувствовала всю силу поцелуя, который посылаю тебе, сердце. Обнимаю и люблю.

Твой.

133.

[2 серпня 1907 р., Чернігів.]

На меня пахнуло весной, радостной, опьяняющей весно!' от твоего письма, милая! Я был так счастлив, так бесконечно благодарен тебе, голубка, за твои хорошие слова. Они согрела и обласкали меня, как солнце, Я не только счастлив, ной горжусь тобой, Шурочка. Ты для меня идеально хороша во всех отношениях. Хочется поскорее увидеть тебя и поблагодарить тебя за доброту, за твою заботливость обо мне. Хочу видеть тебя сегодня, если погода не помешает. А было бы очень досадно, если бы свидание сегодня не состоялось: завтра тебе нельзя, в четверг именины моей тетушки — и если бы я не пошел вечером, нанес бы кровную обиду. Пришлось бы ждать до пятницы, а это сверх сил. Сердце мое! Я тоже хочу попасть в концерт — но, кажется, больше из-за тебя, чем для Лобинского34. Сегодня возьму билеты. Радуюсь, что лишний раз увижу тебя, мою жизнь, в буквальном смысле жизнь, т. к. я чувствую, что мое существование неразрывно связано с твоим. Как хорошо ты пишешь, как искренне, просто, а потому красиво. Я читаю и перечитываю их с наслаждением. Спасибо тебе за это, а еще большее спасибо сказал, если бы ты могла посвящать больше времени нашим свиданиям. Мы могли бы чаще видеться, а не 1 раз в неделю.

Здорова ли ты, сердце мое? Хорошо ли спала? Я здоров, но ужасно скучаю. Хочу тебя целовать, хочу смотреть на тебя, хочу ласкать мою красивую голубку. До свидания, сердце мое, до свидания, моя душистая весна!

Твой.

134.

[З серпня 1907 р., Чернігів.)

Большое тебе спасибо за пожелание веселиться на вечере. Веселье было на славу! У меня до сих пор болят связки от сдерживаемых зевков.

Пил за здоровье тетушки великолепное, слегка прокисшее пиво, а от цыплят отказался, т. к. не был уверен, что они не погибли естественною смертью.

Что я, впрочем, болтаю! Я в хорошем настроении сегодня— сегодня наш день. Буду ждать вечера с нетерпением, буду приветствовать всякий прошедший миг. Я так стремлюсь к тебе, хочу поскорее прижать к сердцу свою милую, свою голубку, хорошую, добрую, красивую (не сердись), интересную. Люблю тебя. Здорова ли ты сегодня? Не помешает ли погода? Не помешают ли люди? Я всего боюсь.

Целую тебя, голубка. До свидания.

Твой.

135.

[Серпень 1СЮ7 р., Чернігів-]

Добрый день, Шурочка! Давай обниму тебя и поцелую.