Кто тут хозяйка? - Віра Волховець
Почти слово в слово повторили мне это еще несколько встретившихся за дверями колдунов. Кто-то ушел из семьи восемь поколений назад. Кто-то уже тыщу лет как учит детей ходить по Серебряной Дороге, но путь в Велор запретил под страхом отлучения от семьи. Потому что там остались родственнички, с которыми не то что за один стол – на одно поле… косить не выйдешь.
У меня все сильнее крепло ощущение, что Елагины уже не первое поколение творили какую-то дичь. И все мало-мальски приличные их потомки только-только открывали в себе портальный дар – и сразу же уходили из дому, отплевываясь и открещиваясь. Или без портального дара, как Отрада…
После восьмой “не той” двери, сделала перерыв. Съела несколько оладышек из сумки, ощипала эулариозу еще на семь лепесточков. Каждый шаг по Серебряной Дороге, каждая новая открытая дверь черпали мою силу. И не капельками, а ковшиками. Экскаватора ковшиками! Хорошо, что было чем заесть все эти "магические непредвиденные траты".
Не всегда приходила к домам и вменяемым колдунам.
Один раз – вышла не то чтобы в дом, скорее в будуар. Где дамочка в бронированном бикини возлежала на мягких подушках. Доспех её служил скорее для отвлечения вражеского внимания, чем для подлинной защиты. С ролью своей оно явно справилось, потому что возлежала дамочка в окружении редкой красоты мужчин. Пяти или шести? Эх. Везет же некоторым. И почему меня не занесло в мир, где много моих мужей массировали бы мне ножки и плечики?
А то достался какой-то упырь, и никакого тебе массажика!
– Макхари, – ахнул какой-то красавчик при виде меня. И минутой спустя мне пришлось спасаться бегством, потому что вскочившая с подушек красотка выудила откуда-то бердыш и ринулась с ним на меня. Хорошо, что я от двери недалеко убежала. Прыгнула за неё, захлопнула, но успела ощутить, как по двери прошла вибрация – там, где только что была моя голова, уже торчал брошенный через весь немаленький зал, топор. Убедилась, что закрыла проход. Припечатала ее покрепче.
В одном мире дверь меня вывела на развалины белокаменного замка, к белому трону с расколотой спинкой. Интересно. Это мои родственнички всех тут посвергали? Очень надеюсь! Мы, ди Бухе, такие! Приходим, видим, побеждаем!
Наверное, все-таки стоило сказать “Елагины”, но именоваться фамилией Софик мне не хотелось. Если выбирать между шилом и мылом, я согласна даже на фамилию мужа, или того хуже – родную, дурацкую, мамину фамилию “Гурцкая”. Которую я вообще-то терпеть не могла.
Серебряная дорога не была пустой. То и дело по ней проносились прозрачные быстрые силуэты других таких же странников. У одной из дверей передо мной шлепнулось огромное лиловое щупальце и на меня некоторое время с любопытством таращилось чудовище, похожее на гигантскую каракатицу.
– Еда? – поинтересовалось оно подозрительно знакомым голосом. О, так это эта прелесть трясла мой дом и пыталась сожрать семейку Елагиных, когда они пытались заявить свои права, да?
На меня оно смотрело без злости, скорее с выжиданием, как пес на хозяина. Видимо, умение открывать чудо-двери каким-то образом делало меня своей для этого Ктулху.
Я пожала плечами, и швырнула ему в пасть сверток с остатками моих оладий. И… Да, мне худеть надо! За краткий период питания за счет Джулиана ди Венцера мне платье стало чуть в груди маловато. Это, конечно, не то чтобы недостаток, но так недалеко и до складок на боках – а ну их, правда!
Я начала беспокоиться уже на двенадцатой двери, выведшей меня не туда, перед тем как в последний раз ощипать эулариозу, чтобы заварить из неё чаечек.
Да где же он – мой чертов, родной мирок? Сколько же миров прошла моя бабуля, прежде чем в нем осесть? Как искала нужный? Как мне быстро найти нужный?
Я вернулась на тропу, снова ткнула палец ведьминой иглой, снова принося Дороге жертву.
– Мне нужен путь к дому матери! – подумала требовательно, настойчиво. – К дому, где она родилась, где меня родила, где меня растили!
Да, так оказалось можно!
Более конкретный запрос к Дороге выдал мне конкретный ответ, одну четкую широкую толстую нить.
Вот только стоило мне определить это направление единственно необходимым, стоило сделать шаг сквозь густое, сжатое пространство, как тут же пришел “счет за услуги”.
Магия…
Магия моя хлынула из моих жил так, будто испытывала ко мне подлинное отвращение.
На третьем шаге у меня от напряжения хлынули слезы из глаз.
На шестом – скрутило судорогой мышцу на левой ноге.
На девятом – я сжала пальцами ручку искомой двери и поняла – все, магия во мне кончилась. Опять! И ощипывать мне больше нечего!
Как возвращаться в Велор – непонятно!
Будто возмущенная моей заминкой, Дорога под моими ногами вздрогнула, пошла волной, и буквально впихнула меня в дверь, у которой я стояла.
В затопленную ярким светом кухню бабушкиного дома. Я даже оказалась не готова к такой яркости и несколько секунд стояла, промаргивалась, цепляясь взглядом то за закопченный от печного отопления потолок. То за веники ромашки, на стенах. То за…
– Марьяна? Это правда ты? – недоверчиво окликнули меня слева. От окна, у которого обычно стоял стол. Честно говоря, именно этот голос я и не ожидала услышать.
Мама.
Вот просто – мама. Та самая, которая и на Дни Рождения мои не всегда приезжала.
У неё высокая шея, молодой профиль – рядом с ней я сейчас буду казаться младшей сестрой, а не дочкой, и модная стрижка, с четкими линиями. Прямые волосы. Боже, как я им завидовала все детство. Так хотела унаследовать.
– Марьяна, у тебя волосы дымятся! – заявил дядька, высовываясь из-за маминого плеча. Его я тоже не особо люблю, но как-то поменьше.
Я недоверчиво коснулась ладонью волос и помянула болотную хмарь. Мои волосы не просто дымились, они, кажется, горели потихоньку. По всей видимости, резкий перерасход магии сказался.
– Простите, дядя, – я решительно шагнула к стоящему у бачка с водой ведру, – я сгоняю до колодца.
И сев на корточки, макнула дымящуюся башку в воду.
Ощутила блаженную прохладу аж на затылке. Вынырнула.
– Мама, полотенце не дашь?
Еще никто не пришел в себя, но полотенце я получила. У мамы, кажется, глаз дергался.
Вытирала голову, разглядывала кухню бабушкиного дома. Дышала знакомым запахом, который совсем не изменился за это время.
Дядя Дима и мать моя сидели за столом, на столе стояла высокая бутылка