Підземка - Муракамі Харукі

Но нет ли необходимости параллельно провести то же самое и в отношении "нашей стороны". Не может ли ключ (или часть ключа) к разгадке тайны "той стороны" прятаться на территории "нашей стороны"?

Иными словами, мы ничего не достигнем, если будем наблюдать в бинокль с другого берега за трудно понимаемым, уродливым феноменом "Аум Синрикё" как за чем-то совершенно чуждым нашему обществу. Хоть это может звучать неприятно, но разве не важно исследовать этот феномен как часть того общества, к которому мы сами принадлежим. Если мы не сможем найти спрятанный на нашей территории ключ к пониманию этого феномена, то всё без исключения окажется на "другом берегу", где события будут выглядеть настолько мелкими, что их нельзя будет увидеть невооруженным глазом.

Есть причина тому, почему я так думаю. Дело в том, что я лично хорошо помню, как в феврале 1990 года "Аум Синрикё" выставила своих кандидатов на выборах в нижнюю палату парламента. Я тогда на некоторое время вернулся в Японию. Асахара выдвинул свою кандидатуру от округа, в который входил и район, где я тогда жил (Сибуя), и по всему округу развернулась причудливая, броская предвыборная кампания. Каждый день из динамиков машин звучала странная музыка, перед станцией Сэтагая стояли в ряд во всем белом молодые мужчины и женщины, у которых на головах были маски слонов и самого Асахары. Они махали руками и изображали непонятные танцы. В то время я впервые узнал о существовании организации под названием "Аум Синрикё". Увидев это зрелище, я сразу же отвел глаза, настолько не хотелось мне на него смотреть. Другие прохожие с таким же выражением лица проходили мимо, делая вид, что не замечают членов секты. Я почувствовал в тот момент трудноописуемое отвращение и что-то зловещее, выше моего понимания. Я тогда глубоко не задумался, почему эту картину я не хотел видеть больше всего на свете. Тогда я не чувствовал в этом необходимости и выкинул эту картину из памяти, как не имеющую ко мне никакого отношения.

Могу представить, что, вероятно, 80-90 % нашего общества будут испытывать подобные же чувства и поступят так же, если окажутся перед подобной картиной. Иными словами, пройдут мимо, сделав вид, что ничего не видят, и тут же забудут, глубоко не задумавшись. В Веймарской республике германские интеллигенты, видимо, вели себя так же, когда впервые увидели Гитлера.

Однако поразительно следующее. На улицах появляется и ведет свою пропаганду множество новых религиозных культов и сект. Но мы (по крайней мере, я) не испытываем к ним физического отвращения. "А, это опять они", — вот и вся наша реакция. Они не приводят в смятение наши чувства, и мы просто проходим мимо. С точки зрения общественной нормы, бритые наголо, бьющие в барабан и танцующие кришнаиты действительно выглядят эксцентрично, но я никогда от них не отворачиваюсь. Так почему же я невольно отвожу взгляд от "Аум Синрикё"?

Одно предположение. Не потому ли это, что феномен "Аум Синрикё" не является для нас чем-то совершенно чуждым, а показывает искаженный образ нас самих в совершенно неожиданном ракурсе? Кришнаитов и другие новые религии мы отвергаем с самого начала как не имеющих к нам никакого отношения. Однако с "Аум Синрикё" по какой-то причине мы этого сделать не можем. Их существование (внешний вид, танцы, песни) мы вынуждены отвергать усилием воли, и это нас тревожит.

Если говорить с точки зрения психологии… На психологию я буду ссылаться только один раз — потерпите, пожалуйста. Значит, так. Если мы что-то физиологически не переносим с самого начала и испытываем к этому сильное отвращение, нередко это что-то может являться отражением нашего собственного образа. Если это так, то глубокое отвращение, которое я испытывал по отношению к членам культа "Аум Синрикё" у станции Сэндагая, вероятно, может иметь подобное происхождение. Но тут я умолкаю, чтобы подумать еще раз о такой возможности.

Нет, я не утверждаю: при других обстоятельствах я или вы могли бы вступить в "Аум Синрикё" и выпустить в метро зарин, — такие обстоятельства в действительности не могут возникнуть. Я хочу сказать: то, что мы сознательно вынуждены отвергать, возможно, существует внутри нас.

Подобное, возможно, будет ошибочно понято, но если указанное ранее предположение развивать дальше, то я именно так и думаю. "Наша сторона" и "та сторона" имеют общее изображение в двух зеркалах, стоящих друг против друга.

Разумеется, изображение в одном зеркале по сравнению с другим выглядит более темным и сильно искажено. Однако если эту темноту и искажение убрать, два изображения имеют поразительное сходство и в некоторых аспектах даже действуют в полном взаимопонимании. Поэтому мы избегаем смотреть на это изображение и, сознательно или нет, выбрасываем его из реальности как часть того мрачного, что находится внутри нас. И "неприятный осадок" от инцидента с зарином в метро, который мы все еще где-то в душе продолжаем ощущать, видимо, в действительности как раз оттуда беззвучно и вырывается.

Я излагаю очень кратко, и, вероятно, многие читатели меня не поймут, а некоторые, возможно, будут и протестовать. Поэтому я хочу объяснить несколько подробнее, что я имею в виду.

3

Уступленное "Я"

В июньском номере журнала "Сэкай" за 1996 год Митио Оти опубликовал большую статью об "Унабомбере" — американском террористе, который направлял посылки с вложенной в них взрывчаткой. Там Митио Оти приводит часть "Манифеста Унабомбера", напечатанного в "Нью-Йорк Таймс". Ниже цитата:

Система перестраивает себя таким образом, чтобы оказать давление на тех, кто ей не соответствует. Несоответствие системе называется "болезнью", приведение в соответствие — "исцелением". Таким образом, попытки достижения независимой автономии нарушаются, и личность вовлекается в процесс, навязанный системой. Стремление к достижению автономии рассматривается как "болезнь"[108].

Представляет интерес, что метод направления бомбы по почте, который применял Унабомбер, полностью совпадает с известным инцидентом, когда "Аум" направила бомбу в посылке в токийскую ратушу. Думается, это обстоятельство позволяет тесно увязать то, что говорит террорист Теодор Качински, с сущностью действий организации "Аум Синрикё".

Похоже, то, что говорит здесь Качински, в своей основе справедливо. Социальная система, к которой мы принадлежим, стремится подавить стремление к достижению личной автономии. В большей или меньшей степени я чувствую это на себе, и, думаю, вы тоже, несомненно, в какой-то степени это испытываете. Если говорить откровеннее, хоть вы и стремитесь к свободному образу жизни, выдвигая собственные жизненные ценности, общество вам не позволит достичь этого. Торчащий гвоздь забивают.

Далее, с точки зрения членов "Аум Синрикё": когда они стремятся к достижению собственной автономии, общество и государство обвиняют их в "антиобщественных действиях" и называют это "болезнью". Поэтому в их сознании все более усиливаются антиобщественные тенденции.

Однако Качински, сознательно или бессознательно, не заметил одного момента. "Стремление к личной автономии и гетерономия" возникли как взаимное отражение в противоположных зеркалах. Иными словами, первое является ничем иным, как отражением второго. Если вы родились и были брошены родителями на необитаемом острове, вы не будете иметь понятия об автономии. Автономия и зависимость подобны свету и тени, которые спонтанно втянуты в гравитационное поле и после независимых взаимодействий находят некий баланс между обществом и самим собой.

По-моему личному мнению, Асахара не смог достичь этого баланса и взамен этого успешно создал ограниченную, но довольно эффективную систему. Я не могу оценить Асахару как религиозного деятеля, ибо не знаю, на основе каких критериев это можно сделать. Но, глядя на его жизненный путь, могу сделать некоторые выводы. Пройдя через серию личных неудач и благодаря приложенным усилиям, он оказался в замкнутом контуре, подобно джинну из "Тысячи и одной ночи", запечатанному в бутылке. К этой бутылке Асахара прикрепил этикетку "религия". Затем он создал на базе коллективного опыта "замкнутую систему", которую как товар и представил обществу.

Но прежде чем создать эту систему, Асахара, несомненно, прошел через ужасные душевные муки и кровопролитные раздоры. Несомненно, здесь также имели место глубокое знание действительности и неординарное понимание ценностей. Асахара, видимо, не смог бы воспитать в себе харизматические черты характера, если бы не прошел сквозь душевный ад и не испытал бы сатори[109] по отношению к ценностям. Примитивные религии, наверное, несут с собой особую ауру, восполняющую дефицит духовного богатства и излучаемую той или иной психической аберрацией.

Большинство тех, кто вступил в "Аум Синрикё", отдали на хранение все свое личное богатство, включая собственное "Я", в "духовный банк" под названием "Сёко Асахара" — ради получения от него "личной автономии". Преданные верующие постепенно отказывались от своей свободы, имущества, семьи, от всего комплекса ценностей, которому они раньше были привержены. Включая общественное суждение и здравый смысл. Обычные граждане говорили с отвращением: "Что за глупости? " — однако для самих членов культа это было в какой-то степени удобно: отдав себя на попечение организации, им не нужно было больше беспокоиться о работе и других повседневных делах, контролировать свои поступки.

Ассимилировав свое "Я" с личным "Я" Сёко Асахара — "более великим и более несбалансированным", — они смогли получить мнимое самоопределение. Другими словами, в противостоянии с обществом в своей борьбе за самоопределение им не нужно было разрабатывать собственную стратегию и вести конкретную борьбу. Можно было передать все функции Асахаре как своему полномочному представителю. Борьба личности с системой подавалась им на блюдечке.

Они не вели, как утверждал Качински, борьбу с обществом для достижения своего самоопределения. За них это делал жаждущий борьбы Асахара, который поглотил и ассимилировал их в своем "Я". Также нельзя сказать, что Асахара односторонне контролировал умы своей паствы. Члены его секты сами стремились к тому, чтобы их контролировали.