Підземка - Муракамі Харукі

Определенно там были слова — то ли "Цукидзи", то ли "взрыв". Также было объявлено: похоже, есть раненые. Сейчас принимаются меры, поэтому поезд на некоторое время задержится на Кодэмматё.

С открытыми дверями поезд некоторое время постоял у платформы, пока не раздалось объявление: этот состав следует в депо. До этого я минут десять стоял в вагоне, ожидая, когда тронется поезд, но после все, смирившись, стали выходить из вагонов. В это время еще никто не почувствовал ничего странного.

Вероятно, из предыдущего поезда кто-то выбросил на платформу пакет, который лежал рядом с колонной. Я ехал в третьем вагоне и поэтому оказался очень близко от него, всего в четырех метрах. Конечно, в то время я не знал, что это зарин. До моей станции Каябатё отсюда было только две остановки, поэтому я решил пройти это расстояние пешком и направился к выходу. Вдруг между стеной и билетным автоматом я увидел мужчину — он шел, шатаясь и держа в руках портфель. Через несколько мгновений он вдруг упал на левый бок.

На другой стороне прохода внезапно раздался дикий вопль другого мужчины. Как я узнал позже, это был Эйдзи Вада, который в конечном итоге умер. Его жена была на девятом месяце беременности.

Кто-то поблизости кричал: "скорую", "скорую"! Я подумал, что это кричит мужчина, который только что упал. Другой мужчина, обхватив руками Вада, все спрашивал: все в порядке? Все в порядке? А Ваде было явно очень больно, и он старался вырваться из его рук. Он налетел на питьевой фонтанчик, его очки и портфель валялись рядом на полу. Там же сидела на корточках женщина с длинными волосами.

Что же, в конце концов, произошло? — подумал я, озираясь. Тут к платформе подошел поезд.

Хотел бы вас спросить: увидев, что у вас на глазах один за другим возникают неординарные события, вы не подумали, что случилось что-то чрезвычайное?

Я подумал, что после того, как недавно в районе Кансай произошло крупное землетрясение, люди стали бояться, когда происходит даже что-то незначительное. Где-то взрыв — естественно, людей охватила паника. В тот момент со зрением у меня еще было все в порядке.

Подошедший новый поезд до этого некоторое время стоял между станциями Акихабара и Кодэмматё. Я подумал, что его подали к платформе вместо моего поезда, который ушел в депо. Обрадовавшись, я поспешил заскочить в вагон, однако и этот поезд, постояв у платформы, должен был уйти в депо. Что это? И этот в депо? — подумал я, и вот тут у меня перед глазами все стало темнеть.

У меня обычно высокое давление, и я периодически хожу к врачу, который прописывает мне лекарство для снижения давления, а также рекомендует воздерживаться от алкоголя и соли. Еще врач советует сбросить вес, но он как-то не сбрасывается (смеется). Поэтому я тогда и подумал, что у меня поднялось давление. Страшно расстроившись, я прошел билетный контроль, держась за поручни, поднялся по лестнице и вышел на улицу. Затем двинулся к своей фирме. Мне становилось все хуже, кружилась голова, из носа текло, появился кашель. Пошатываясь, я все же добрел до Нингётё. По пути видел несколько человек, которые сидели на обочине и прижимали платки ко рту. Видел также машину "скорой помощи". Что же, в конце концов, произошло? — думал я. Если, как я слышал по радио, в Цукидзи взрыв, то что — дым от него аж сюда занесло? Но Цукидзи довольно далеко от Кодэмматё.

На перекрестке Нингётё мне повезло взять такси, на котором я и доехал до фирмы. Когда пришел на работу, одна сотрудница говорит: Хасинака-сан, что случилось? На вас лица нет. Я ответил, что плохо себя чувствую, и поднялся на второй этаж, повесить пальто в шкаф. Затем сказал своему начальнику: извините, я плохо себя чувствую. Разрешите сходить в больницу? Больница "Кёбаси" была всего в пяти минутах ходьбы, но я с трудом, пошатываясь, доплелся до нее. Пока я ожидал, записавшись в регистратуре, в больницу один за другим подходили люди с жалобами, что им стало плохо на станции Кодэмматё.

В то время в больницу еще не поступила информация об инциденте, и никто не мог понять, что произошло. Я тоже сказал в регистратуре, что у меня резко подскочило давление, и попросил его измерить. В то время я действительно думал, что все дело в давлении. Когда я закончил с регистратурой, мне стало еще хуже. Пришлось пойти в туалет, и там меня вырвало. После этого врач измерил мне давление, оказалось — 155 на примерно 200. Дав таблетку под язык, врач сказал, что мне надо полежать, и уложил меня в свободной палате. Похоже, отравление зарином в моем случае проявилось в повышении давления, но я не знаю, действует ли он на всех таким же образом.

Однако когда поняли, что у меня отравление зарином, мне дали лекарство для расширения зрачков и другие препараты, и через час-два давление значительно снизилось — стало где-то 50 на 70. Еще какое-то время продолжалась головная боль, текло из носа, и слезились глаза. Зрение не восстановилось, и вокруг все было темно.

В больнице я пролежал три дня. Ночью почти не мог спать. Слушал телевизионные новости из соседней палаты. Тогда я подумал: это был страшный инцидент. Если бы я сделал даже небольшую ошибку, то, наверное, мог умереть. Когда такие мысли — какой уж тут сон? Было больше тяжело морально, чем физически.

На работу пошел на следующий день после выписки из больницы. Однако странности со зрением продолжались еще долгое время. Иногда перед глазами возникала белая пелена или такое ощущение, как знаете, если зайдешь в сильно накуренную комнату. Изо рта стали слюни течь, и если не следить за собой, они льются на пол. Часто стал видеть сны, как будто с грохотом падаю вниз с большой высоты. Раньше таких снов у меня не было. Когда вижу такой сон, конечно, просыпаюсь, но не от страха. Проснувшись, сразу сознаю, что это был сон. В больнице я часто видел тяжелые сны — особенно в первые два дня. Например, иду по дороге, и она вдруг впереди резко обрывается. Или еще сон: вижу перед собой небольшую лужу, думаю, что ничего страшного, и иду дальше, а она вдруг превращается в большую реку. Я совсем не умею плавать, поэтому такой сон для меня довольно страшный. В последнее время часто вижу бессвязные сны, но не знаю, от зарина ли это.

На нашей фирме выходят на пенсию в 60 лет. Когда выйду на пенсию по возрасту, думаю вернуться на родину в Кагосима и провести там остаток жизни. Моя жена тоже родом оттуда, так что вместе вернемся на родину. Я не буду тосковать по Токио.

Ни правительственные, ни общественные организации

не могут принести особой пользы.

Масанори Окуяма (42 года)

Г-н Окуяма произвел на меня впечатление спокойного человека. Конечно, это была первая встреча, и беседовали мы всего несколько часов, поэтому так ли это в действительности, я не знаю. Однако, беседуя со многими людьми — даже если это лишь первая встреча и разговор длится не очень долго, — я могу оценить какие-то врожденные качества собеседника и основные черты его характера. Если это действительно так, то г-н Окуяма показался мне спокойным.

Он родился и вырос в небольшом городке на северо-востоке Японии и учился в расположенном недалеко университете. Из троих братьев он был самый старший. По его словам, был "серьезным ребенком, неразговорчивым, занимался спортом". В старших классах увлекался гандболом. Участвовал в межшкольных соревнованиях.

Сейчас у него двое детей. Старший учится в последнем классе средней школы, младший — в начальной. Для обоих стоит вопрос о дальнейшем образовании, но когда я спросил, беспокоит ли его эта проблема, он ответил, что нет. Отец из него, по его же словам, нестрогий, детей он не ругает.

Работает в фирме по изготовлению предметов интерьера, занимается оптовыми продажами универмагам и крупным супермаркетам. Своих клиентов в рестораны он не приглашает, равно как и не поддерживает с ними личных отношений: из-за опасений сращивания с производителями оптовые покупатели строго ограничивают все сугубо личные контакты. "Это очень удобно — работа есть работа", — считает г-н Окуяма.

В выходные дни дома смотрит телевизор, иногда развлекается компьютерными играми. Алкоголь особенно не употребляет, однако по случаю может и выпить. Обычно в день выпивает среднюю бутылку пива. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что меру он знает.

На работу ездит на метро по линии Хибия до станции Каябатё.

20 марта я не был особенно загружен работой, но приближался конец квартала, и всегда можно было найти, что надо сделать. К тому же следующий день был праздничным. Поэтому я вышел из дома на час раньше обычного. Подумал: приду пораньше, подготовлю необходимые бумаги и тому подобное. Сел на поезд, который отправлялся от Кита-Сэндзю в 7:50, как обычно, во второй вагон спереди.

Когда поезд подошел к платформе Кодэмматё, в вагоне раздалось объявление, что все должны выйти из поезда. В идущем впереди составе якобы произошел взрыв или что-то в этом роде. После этого все моментально покинули поезд. Я тоже вышел на платформу и стоял, размышляя, пойдет наш поезд дальше или пришлют другой состав. Так я стоял одну-две минуты, во всяком случае — очень недолго, и тут неожиданно закричал мужчина, который стоял от меня метрах в двадцати. Странный и непонятный крик. Вероятно, он больной или что-то типа, подумал я. Его быстро подхватили под руки и куда-то увели.

Примерно в это же время я почувствовал, что стало трудно дышать, но тогда не обратил на это серьезного внимания. Только удивился: что бы это могло быть? Затем недалеко от меня одна женщина села на корточки. Я опять подумал: либо она больная, либо ей стало дурно. Через некоторое время раздалось объявление по станционному радио: просим всех срочно покинуть станцию. По-моему, они должны были сказать хотя бы причину, но ограничились требованием покинуть станцию.

На станции Кодэмматё выход расположен посередине платформы, и коль скоро я ехал в переднем вагоне, то пошел назад. Я хорошо не помню, как все было, но, кажется, из-за того, что на платформе скопилось много пассажиров, я пошел через поезд, из вагона в вагон. Но в этом я полностью не уверен, Помню, по пути я видел упавшего человека. Это я точно помню. Смутно припоминаю, что в тени колонны была какая-то лужа.