Тарас Шевченко та його доба. Том 1 - Рем Георгійович Симоненко

поляками права и свободное исповедание христианской веры по греческому обряду. Но этого обещания польские правители не сдержали: скоро начали они вводить своё исповедание и признавать равные с правами польских панов права только за теми русскими панами, которые приняли латинское исповедание. Таким образом наши русские паны не только приняли польское исповедание, но и перестали быть русинами; русинская народность, потеряв своих сильнейших сыновей, долго не имела никаких заступников, кроме духовенства. Ещё и теперь мы имеем множество богатейших панов, которые происхождения русинского, в которых течёт чистая русинская кровь, но в которых нет ни русинского сердца, ни русинской мысли, которые, быть может, ещё и враждебны своей матери, русинской народности. Русское сердце, привязанное к русской народности, можно найти только в тех, которые держатся греческо-русского исповедания; но и между ними есть такие, которые больше дружат чужим, чем своим».

Разберём эти мысли и факты. Защитники и неприятели русинского простонародья различаются по исповеданию и языку; католики поляки – враги русинов, православные русины – друзья их. Так ли? – Но тут же прибавляется, что и между православными русинами есть враги своего народа. Как связать это с предыдущим? Значит, по вероисповеданию и по языку нельзя русинскому народу различать врагов от друзей. Зачем же львовское «Слово» на каждой строке твердит русинскому народу: «считай своими врагами всех поляков, считай своим другом каждого русина», – зачем оно внушает этому народу эту фальшь, против которой само свидетельствует?

Мы видим также, что много богатейших панов в Галиции – чистые русины; это засвидетельствовано самим львовским «Словом». Если оно хочет быть представителем интересов русинского народа, пусть оно спросит у русинов, меньше ли, чем польские паны, брали повинностей эти русинские паны, больше ли польских панов они сделали уступок русинскому народу, – короче сказать, легче ли было русинскому поселянину у русинского пана, чем у польского?

Слышали мы свидетельство об этом от человека, не слишком любившего льстить полякам, от человека, имя которого драгоценно каждому малороссу, – от покойного Шевченко. (Впрочем, львовское «Слово», быть может, не признаёт Шевченко своим человеком: ведь он – не русин и в львовском «Слове» наверное не стал бы писать.) Он свидетельствовал нам, что паны из малороссов далеко уступают панам из поляков справедливостью и человечностью в обращении с поселянами. Этот отзыв прекратил для нас возможность смотреть на отношения поляков к малороссам теми глазами, которыми смотрит львовское «Слово». Он окончательно разъяснил для нас ту истину, которую мы давно предполагали сами. Вот она.

Звернення до авторитету Шевченка переконливо доводить, що становище селян визначає не національність, а соціальний статус

В землях, населённых малорусским племенем, натянутость отношений между малороссами и поляками основывалась не на различии национальностей или вероисповеданий; это просто была натянутость сословных отношений между поселянами и помещиками. Большинство помещиков там – поляки, поэтому недоверие простолюдинов к полякам – просто недоверие к помещикам. Когда малороссы говорят о панах, они только забывают прибавлять, что в числе панов есть и малороссы, потому что панов малороссов гораздо меньше, чем поляков. Но к этим панам у них отношение точно таково же, как и к польскому большинству панов. Различие национальности не делает тут никакой разницы. О чувствах и поступках польских панов относительно поселян разных племён нужно сказать точно то же, что о чувствах малорусских поселян к панам разных племён: различие национальностей и тут не производит никакой разницы в отношениях… Тут дело в деньгах, в сословных привилегиях, а нисколько в национальностях или вероисповедании. Малорусский пан и польский пан стоят на одной стороне, имеют одни и те же интересы; малорусский поселянин и польский поселянин имеют совершенно одинаковую судьбу; … она была одинаково дурна: на сколько склонится она или станет она лучше для одного из них, ровно на столько же и для другого. Ничего этого не понимает львовское «Слово». Ему не то неприятно, что поселянам было тяжело; ему неприятно лишь то, что большинство панов говорило не малорусским языком. Оно не понимает, что малорусскому поселянину не было бы ни на волос легче, если бы все паны в Малороссии были малороссы, – напротив, было бы малороссу тяжелее от этого, как свидетельствовал нам Шевченко. Мы знаем, что очень многие из образованных малороссов и кроме помещиков не захотят признать этого мнения за истину: она противоречит национальному предрассудку, потому многими будет отвергнута, по крайней мере, на первый раз. Но никакие голословные возражения не поколеблют нашего мнения, опирающегося на такой авторитет, как Шевченко. Не опровергать наши слова мы советуем друзьям малорусского народа, а призадуматься над ними и проверить их фактами. Факты подтвердят их, мы в этом уверены, потому что Шевченко чрезвычайно хорошо знал быт малорусского народа. Опираясь на этот непоколебимый авторитет, мы твёрдо говорим, что те, которые захотели бы говорить противное, ослеплены предрассудком, и что малорусский народ ничего, кроме вреда не может ждать себе от них»23.

ПЕРШЕ ПРОФЕСІЙНЕ УПОДОБАННЯ ВЕЛИКОГО КОБЗАРЯ

М. Г. Чернишевський – засновник наукового шевченкознавства. М. С. Шагінян – одна з його наступниць

Не слід виключати того, що саме на підставі цього наведеного щойно яскравого й глибокого, справді наукового твору «Национальная бестактность» досвідчена, пройнята щирим захопленням геніальною творчістю та особистістю поета-революціонера шановна М. С. Шагінян проголосила Миколу Гавриловича Чернишевського засновником наукового шевченкознавства.

Марієтта Сергіївна, як відзначалося вище, вагому частину свого життя віддала науковому вивченню та висвітленню творчості й діяльності великого сина українського народу – Тараса Григоровича Шевченка. У 1944 році дослідниця – про що йшлося вище – захистила присвячену геніальному синові українського народу докторську дисертацію. В грудні 1945 р. дослідниця записала: «При пересмотре текста работы, защищённой в феврале 1944 года как докторская диссертация, были учтены высказывания и предложения моих оппонентов». Наводимо подальші записи (квітень 1963 р.): «Много раз я бралась за перо, чтобы развить и дополнить эту книгу, со дня написания которой прошло почти два десятилетия. И всякий раз опускала руку. Так – не хочется художнику исправить портрет, сделанный когда-то с великой любовью».

Грудень 1973 р.: «И то же чувство, та же любовь – ещё через десять лет…»24

Продовжимо посилатись на цінні матеріали визначної дослідниці й письменниці її трепетною розповіддю про улюблену велику людину, узагальненою характеристикою, виходячи з якої, М. С. Шагінян – творець багатьох біографічних досліджень, – старанно й пристрасно, можливо, часом дещо захоплюючись, створила ґрунтовний науковий монографічний твір «Тарас Шевченко». Однією з особливостей цього твору є, зокрема, прагнення прослідкувати вияви динамічного характеру Тараса Григоровича Шевченка у його